Через несколько кругов ясно, что они ведут какую-то одним им понятную игру. Вполне достоверную на первый и даже второй взгляд. Зрители ликуют. Но рана, которую нанёс своим выгнутым клинком этот дядька, на самом деле лишь точная царапина. А вот и замысел. Постепенно сместившись к выделенной среди простых рядов ложе, они отмачивают акробатический номер. Рыжуля берет в заложники одного, потом её противник — второго высокопоставленного зрителя и уходят с ними по внутреннему коридору. Арена пристроена к трёхэтажному зданию.
Короткий разговор в комнате. И вдруг рыжая освобождает своего пленника и упирает шашку прямо в затылок своего напарника. По губам читаю: "Не дёргайся, Харальд. Ничего личного. У меня свой интерес в этом деле есть".
Значит это Харальд? Точно. Он, не торопясь, отводит ятаган от шеи заложника, поднимает левую руку с пистолетом вверх, на уровень плеча.
"Брось всё" — говорит рыжая. Харальд медленно кивает и падает сам, извернувшись, с оттягом машет ятаганом, по ногам, рыжая успевает отпрыгнуть, выстрел с левой руки достаётся бывшему пленнику рыжей, ровно в то место. за которое она его "вела".
Она закрывает глаза и прислоняется к простенку между окнами. Харальд, вскочив, без изяществ добивает скорчившегося в болевом шоке хлыща — жестоким пинком в голову. И с многообещающим взглядом подходит к замершему у стола чиновнику…
На меня плеснуло холодом. Я вскочила, больно треснувшись головой о подволок. Асет держала в руках небольшое ведёрко и старательно прятала взгляд.
— Прости, госпожа. Я посмела… Я боялась что сон затянет тебя. Такое бывает, а ты никак не отзывалась, что-то кричала. Что тебе приснилось? — Асет помотала головой. — Что я несу… Подожди, Фрези, сейчас я принесу тебе переодеться.
Зона. Полёт. Харальд
На полутора километрах я позволил себе поманеврировать, чтобы почувствовать самолёт "на руках". И не скажешь, что ведёшь хреновину с размахом крыла под сорок метров.
— Сколько он весит, этот аппарат?
— Сорок две тонны с полной загрузкой. Сейчас поменьше.
— Марта, всё же скажите, на кой вашему командованию потребовалось меня исключить из событий? Да ещё таким сложным способом. Не проще ли было прислать три-четыре звена штурмовиков и разровнять нашу базу? Или подослать кого-нибудь.
— Не проще. В оба конца лёгкой технике не хватит горючего. Дальние машины, как эта, слишком дороги для таких опасных боевых вылетов. Зато у нас хорошо работает разведка.
— Заметно… Ну а подсыл?
— Это не моё дело. Я пилот и к подобным операциям отношения не имею.
Кто у нас крот, ещё разберёмся. Сейчас главное долететь без приключений.
— Dame Hauptmann, при всём уважении, вы в статусе военнопленного. В вашем праве не отвечать. Но так и я не гарантирую, что никто другой не займётся расспросами.
— Ну что я могу рассказать? В рамках конкретно моего задания всё очень просто. Проверить выполнение уже заключённого договора. Задание я с блеском провалила. Не была учтена возможность самодеятельности Йозефа. Никто и не мог предположить, что у вас будет эта рыжая напарница, и что она отколет такой номер.
Она откинула дужку с микрофоном.
— И тем более — что вы её оставите в живых. Тонкий ход, рискованный, но тонкий.
Я кивнул. Понятно, что Кошку на это кто-то подбил. Но кто?
— Вы так спокойно на всё реагируете… Мне, честно говоря, не по себе.
— А что, я должен грозить всяческими карами, мыслимыми и немыслимыми пытками, повешением на колу с десятью контрольными выстрелами? Идиотизм.
— Оттого и не по себе. Я не знаю что меня ждёт. Вот и лезет в голову всякое непотребство.
— Лучше скажите где здесь радиостанция и на каких диапазонах работает. Кстати, ваш русский почти безупречен.
— Радиостанция вот. Есть короткие и сверхкороткие. А язык… мои мать и бабушка русские. Обе летали. Это у нас семейное.
— Интересно. А случаем… Ганс и Иван — кто они?
— Кто-то утверждает что это легенда Не знаю, сейчас трудно сказать, как оно всё было на самом деле, но у нас в столице стоит памятник им.
— В столице?
— Ну да, в Кракове.
Я повозился с непривычной шкалой довольно массивного аппарата у левого борта кабины, выставляя нашу частоту. Трески, завывания, еле слышные чьи-то переговоры. А где мы вообще? Я как поставил крыло на автопилот, так оно и летело по заданному курсу.
— Здесь карта есть?
— Да, сейчас.
Она развернула вынутую из-под зажима на потолке карту. Мдаа. Хрен чего поймёшь. Непонятная система счисления. И внизу тоже пока что ничего нет хорошо знакомого.
— Марта, от точки вылета, скорость пятьсот — пятьсот пятьдесят, двадцать пять — тридцать минут, курс двести. Где мы примерно?
Считала она недолго.
— Здесь.
Ну хоть рельеф по-человечески обозначен. Ещё минут десять лёту, с небольшим.
— "Терем", "Терем", я Первый, ответь. "Терем", "Терем", я Первый, ответь.
Снизившись до восьмисот метров, я сделал несколько плавных разворотов, следя за компасом.
— "Терем", "Терем", я Первый, ответь.
В наушниках заскрежетало, заскрипело как в древней ламповой радиоле, послышался голос Ахмеда:
— Первый, Первый, я "Терем", слышу плохо. Помехи. Где ты?
— Хрен его знает. Дайте люстру как можно выше.
— Есть! Сейчас будет!
Связь окончательно испортилась. Я переключился на внутреннюю.
— Кошка, смотри по сторонам. Будет сигнал, осветительный снаряд.
Через три минуты она радостно завопила:
— Направо!
Я развернул самолёт, увидел медленно опускающуюся искристую точку. Вскоре внизу показалось плато.
— "Терем", "Терем", на связь. "Терем", "Терем", я Первый, на связь.
— Здесь Олег. Харальд, это ты?
— Нет, Дед Мороз. Давай бери человек десять, на машину и на плоскогорье. Мы сейчас будем.
— А ты где?
— Увидишь. Отбой.
Я скинул дужку. Мешает. Ну, сейчас или грудь в крестах, или голова в кустах. Длина плато километров восемь, почти всё — выметенная ветрами щебёнка и кактусообразные растения.
— Сколько мы сейчас весим?
Марта посмотрела на топливомер.
— Тридцать восемь тонн. В баках ещё почти половина.
— Аварийный слив есть?
— Само собой.
— Трави до пятиминутного резерва.
Она и не заметила, что я перешёл на ты.
— Есть стравить.
Зайдя по размашистой дуге, я выпустил закрылки. Самолёт потянуло вверх, я ослабил штурвал. Скорость, высота…
— Высотомер барометрический?
— Да.
— Ясно. Поправка плюс сто семьдесят метров, — я подкрутил ребристый шпенёчек настройки прибора.
— Слив закончен, — отрешённым голосом сказала Марта.
— Хорошо.
Закрылки ещё на одно деление вниз. Зашумело, самолёт заметно потяжелел на штурвале. Ещё бы, такими лопатами воздух загребать. Шасси. Толчок, три зелёных огонька. Норма.
Плоскогорье летело навстречу как гоночная трасса.
— Держитесь, девочки. Сейчас с землёй встретимся.
Закрылки на посадку.
— Марта, возьми рули на пальцы.
Она поняла правильно — мягко положила ладони на штурвал, ноги пододвинула к самым педалям. В момент касания она поможет мне. РУДы на себя, ещё немного. Я почувствовал, как крыло создало экран под собой.
Удар! Нас кинуло вперёд, но вдвоём мы удержали машину на основных стойках. На такой скорости любой случайный булыжник своротит носовую "ногу" напрочь, и мы с размаху мордой в стол…
Самолёт сам опустил нос, когда скорость снизилась достаточно. Мелкая щебёнка его здорово тормозила, это тебе не по гладким плитам кататься. Теперь реверс. Через минуту турбины заклокотали и остановились.
Я дрожащими руками расстегнул ремни. Марта включила механизм трапа.
Выйдя, я сел прямо на дутики под левым крылом и откинулся на стойку. Долетели. Dame Hauptmann смотрела на меня с интересом, а потом заметила два "Ханомага".
— Знакомые машины.
— Да их тут много бегает, — я неопределённо махнул рукой. Подкатывал отходняк после бешеного нервного напряжения.