- Извините, можно присесть?
Я приоткрыла глаза и вскользь посмотрела на стоящего передо мной юношу:
- Да конечно, садитесь. Места много.
Он робко присел на краешек и неловко улыбнулся:
- Я постараюсь не беспокоить, хотя своим вторжением я уже видимо вам помешал.
- Ну почему же? Вы нисколько мне не мешаете. Только самовлюбленный или мудрец гнушаются общества, а я не являюсь ни тем, ни другим.
- Обычно люди сторонятся незнакомцев, смотрят с опаской или недоверием, да и с чего им, в самом деле, доверять первому встречному. Вы так не считаете?
- Может потому, что я не боюсь быть самой собой.
- Поразительно, в вашем голосе нет ни вопрошания, ни утверждения. Люди, сомневающиеся в своих ответах, говорят либо неуверенно и невразумительно, либо, пытаясь подчеркнуть собственную правоту, выставляют свое суждение как единственно возможную точку зрения.
- Нет ничего удивительного: они просто мечутся от крайности сомнения и неуверенности к крайности самоутверждения, что берет свое начало в том же неверии. Потому что тот, кто настаивает на своей правоте, меньше всего в нее верит, но не решается признать это перед другими, дабы не показать своею неуверенность в своей мнимой «уверенности».
- Простите, что занимаю глупыми и бессмысленными разговорами, вот так вот бесцеремонно навязал вам свою компанию и отнимаю ваше время.
- Только потому, что вам очень хочется продолжить этот разговор и посмотреть на мир с плоскости, что лежит за границами отрицания и утверждения, но ваша воспитанность не дает возможности вашему сознанию пересилить напускную стыдливость и рамки приличия и говорить об истине, прямо и открыто.
- Вы правы, - смущенно улыбнулся юноша и отвел глаза - ваши слова столь прямы и ярки что невольно начинаешь задумываться о том, что мы говорим скорее для того что бы скрыть правду, и в первую очередь от себя самих.
- Человеческие желания проистекаю из неуверенности. Все чего он желает, все вещи, все те возможности и состояния: будь то дорогой и богатый дом, роскошная машина или любовь другого человека - только средство для того что бы хоть на миг удержаться в стремнине жизни и понять ее течение. Понять суть собственного бытия и пустоту собственного имени.
- 02 -
- Прошу прощения - спохватился юноша - я так увлекся беседой, что совершенно забыл представиться. Меня зовут Сергей.
- Очень приятно. Смерть.
- Что-что? - юноша растеряно оглянулся по сторонам.
- Я Смерть, вы все правильно расслышали.
- Милое же имя придумали вам ваши родители - натянуто улыбнулся Сергей.
- Нет - я покачала головой - я та самая смерть и у меня нет, и не может быть родителей.
- Я всегда думал, что смерть это, скажем, старуха с косой, сухая и высушенная в черном балахоне.
- Я так плохо выгляжу?
- Нет, но это, по крайней мере, непривычно. Особенно ваши мысли, ваши суждения - они столь явно утверждают жизнь, но не обратное.
- Я естественная и закономерная часть жизни и о чем же говорить мне как не о ней? Или прикажете мне говорить обо мне же? Это бессмысленно - я лишь обратная сторона жизни, соединяющая ступени бытия. Когда я прихожу в начертанные сроки, что бы перевести вас в новое, более глубокое и полное состояние жизни - вы дрожите от панического животного ужаса, воображая, что вас сейчас не станет, и вы навеки уйдете в небытие.
- Ну а как же иначе, ведь смерть, извините - вы, это конец всего.
- Конец и начало нераздельны, они соединены пуповиной нового состояния, я лишь меняю декорации. Что чувствуют бабочка, пробиваясь из своего кокона в огромный и незнакомый мир, а ребенок что рождается в одном, умирая в другом - неужели радость, а не страх?
Сергей по привычке потрепал задумчиво волосы. Не может быть такого, просто не может. Да, эта более чем странная девушка говорила умно, с легкостью и потрясающей логичностью рассуждала о тех противоречивых вещах, над которыми безуспешно веками били головы лучшие умы человечества. Ну, допустим, ну ладно, ну пусть - но что бы она была смертью? Да полно, всего лишь шутка. Разве могут у смерти быть такие вот глаза. Завораживающе бездонно-глубокие, с пляшущим на самом дне озорными огоньками? Не может быть у смерти таких глаз. Им полагается быть темными провалами леденящей пустоты, замораживающими своим дыханием.