Он прячет его за пазухой, и тот немедленно впивается когтями в грудь.
Это придает ему сил — зажмурившись, он бросается сквозь пылающий огонь к распахнутому окну.
Переваливается через подоконник и падает, падает в темноту…
***
Ярослав открыл глаза и уставился на костёр, пылавший перед ним. Порыв ветра раздул пламя, и дым шел ему прямо в лицо.
Он отодвинулся и перевел дух. Сон был, пожалуй, слишком реалистичен. Да и сон ли это? Сейчас ему казалось, что он только что пережил очередное дежа вю.
Горящий монастырь, котенок… Чувство, что это все происходило с ним в реальности, только в другой, забытой…
Он поднялся и сел. Солнце уже клонилось к горизонту — получалось, он проспал почти весь день.
Рядом с ним свернулась калачиком Ирина, натянув подобранный в избе кафтан на голову.
С другой стороны наперебой храпели Евстафьев и одноглазый. Муха дремал сидя, прислонившись к стволу дерева; на коленях у него лежали пистолеты.
Ни Беззубцева, ни поленицы видно не было.
Организм намекал, что неплохо было бы уединиться где-нибудь, и Ярослав направился к деревьям.
Дойдя до них, он услышал приглушенные голоса. Помедлив, Ярослав двинулся на в их сторону, стараясь не выдавать своего присутствия.
Беззубцев и поленица стояли у зарослей орешника.
— На кой ляд ты ее приволокла! Тут самим не до жиру, и Тайный приказ на хвосте, а теперь еще за царевишной этой половина московского гарнизона погонится!
— Пригодится царевна. — Поленица чистила кинжалом ногти. — А за хвосты не переживай — собьются.
Беззубцев покачал головой.
— До Путивля, почитай, пятьсот верст с гаком, с таким обозом и за две седмицы не доберемся. На что тебе она? Еще этот… блаженный навязался. Не лежит у меня к нему душа — порешил бы, и дело с концом…
— Блаженного не трогай — береги как зеницу ока. — Поленица подняла голову и посмотрела на Беззубцева в упор. — Магистру он нужен живым. И царевна тоже.
Беззубцев вздохнул.
— Стало быть, уходишь?
— Позже свидимся, — сказала поленица, убирая кинжал в ножны. — Ступайте к Подолу, там коней добудете. Если в Серпухове не увидимся, поезжайте в Тулу.
— Ну, бывай, коли так, — проговорил Беззубцев.
Поленица кивнула и, бесшумно ступая, исчезла в зарослях.
Ярослав перевел дыхание и попятился; отойдя на безопасное расстояние, торопливо зашагал обратно к лагерю.
— Проветрился? — негромко окликнул его Муха. — Поди, присядь.
— Знаешь, — продолжил он, не спеша заряжая пистолет, — любознательность бывает опасна. Я знавал людей, которые лишились головы просто за то, что услышали лишнее.
Ярослав напрягся. Конечно, ушлый дьяк заметил его отсутствие, возможно, даже выследил.
Муха усмехнулся в рыжие усы. — Да не дергайся, я тебя по доброте учу уму-разуму. У тебя сейчас одна дорога — в Путивль, вот и будь благоразумным. Юшка — человек незлобивый, но вспыльчивый, так что ты его лишний раз не горячи.
— А ты-то почему с ним идешь? — спросил Ярослав. — Ты ведь на Шуйского работал, так?
— Я много на кого работал. — Муха потянулся. — Времена нынче смутные, сегодня — один хозяин, завтра — другой. Рыба ищет где глубже, а человек — где лучше.
— Спасибо, что замолвил за меня слово перед Беззубцевым, — сказал Ярослав, внимательно глядя на Муху.
Тот небрежно махнул рукой. — Сочтемся, Ярославе. Вон и он сам, легок на помине.
И, действительно, Беззубцев уже подходил к ним.
— Подъем, православные! Пора нам в путь-дорогу.
— А где эта ненормальная? — спросила Ирина, кутаясь в кафтан.
— То не твоего ума дело, царевна, — буркнул Беззубцев. — Выдвигаемся, к утру должны быть в Подоле.
***
— Ну что там твои псы?
Ляпунов подъехал к старшему егерю, в нерешительности топтавшемуся на опушке.
— Взяли след собачки, не сумлевайся, воевода, — отдуваясь, отрапортовал тот.
— Так чего стоим?
— Дык принюхаться им нужно, вишь, следы-то не одни, — пояснил егерь. — Они, значит, животины с понятием…
Поджарые псы, заливаясь лаем, сновали между деревьев, увлекая за собой рослых егерей.
— Время, егерь! — прорычал Ляпунов. — Каждый миг на счету!
— Сей же час, воевода, будь уверен, — бормотал ловчий. — Во! Почуяли!
Собаки бросились в лес, натягивая поводки.
— Ату, ату, родимые! — ловчий лихо засвистел.
Ляпунов понукал коня, едва успевая уворачиваться от веток, норовивших хлестнуть по лицу. Ехать верхом по лесу было небезопасно — он рисковал не только глазами, но и конем, с легкостью способным подвернуть ногу на скользких древесных корнях, однако, ставки были слишком высоки.
Звуки охотничьих рожков не умолкали ни на минуту, тут и там мелькали факелы, от грузного ловчего разило потом, псы надрывались — казалось весь лес вокруг участвует в погоне.
Так прошло около часа, Ляпунову все-таки пришлось спешиться, когда ловчий, поведя носом, настороженно пробормотал: — Кажись, дымом тянет…
— Костер? — нетерпеливо спросил Ляпунов. Сердце его радостно трепыхнулось. Неужели повезло?!
Но ловчий с сомнением покачал головой. — Сильно тянет… Уж не пожар ли…
— Пожар? — Ляпунов нахмурился. — Но не могли же они поджечь лес!
Однако, спустя несколько минут он и сам явственно ощущал запах даже не дыма — гари.
К ним бежал один из егерей, совсем молодой, с легким пушком на щеках.
— Дядька Ефим, пожар там! — выдохнул он.
— Да чую уж, — скривившись, бросил ловчий. — Нешто лес горит?
— Да нет вроде, — егерь перевел дух. — Зверя не видать.
Когда они выехали на поляну, изба уже догорала. Обугленный остов с рухнувшей крышей еще дымился, кое-где из-под почерневших бревен пробивались язычки пламени.
— От татарва! — ловчий от души выругался. — Нехристи! Повезло еще нам, воевода, что дождик прошел, да ночь безветреная, а то в аккурат под пал угодили бы…
— Повезло?! — прорычал Ляпунов, в ярости пиная тлеющую головешку. — Как теперь псы след возьмут?!
— Есть след! — раздался крик с другого конца поляны. — Сюда!
— Вот видишь, воевода, — довольно подмигнул ловчий. — Я же говорю, собачки — они с понятиями…
Прокопий лишь сплюнул. По мере того, как они углублялись дальше в лес, его убеждение в провале поисков крепло все сильней.
— К большаку двинули, — подал голос один из егерей. — Видать, решили, что пожар со следа собьёт. Хитрые, черти окаянные…
Ляпунов подумал про себя, что большак — это последнее место, куда бы он подался, будь на месте похитителей, но бодрый лай собак и уверенность ловчего давали ему шанс уцепиться за крохотную надежду.
Однако, эта надежда рассеялась, когда он увидел, как верховые скачут им навстречу, ведя под уздцы взмыленного коня.
— Мать честна! — ахнул ловчий.
Неверяще качая головой, он подслеповато щурился, разглядывая привязанную к уздечке черную косу.
— Изверги, душегубы, прости Господи… — бормотал он.
Ляпунов закусил губу.
— Там ребята еще лошадей видели, — виновато доложил молодой егерь. Он нервно сглотнул под тяжелым взглядом Прокопия. — Можа, на Серпухов подались?
— Пешими? Ляпунов покачал головой. — Едва ли.
Он мрачно уставился на расстилавшийся перед ними тракт.
Где теперь ловить похитителей? Шерстить по лесам, потеряв след — все одно, что искать иголку в стоге сена.
Однако, сердце подсказывало ему, что малой был отчасти прав — царевну наверняка повезут туда, где за неё можно было получить награду, а это означало дорогу в лагерь Самозванца. Стало быть, Серпухова им не миновать…
— Возвращайтесь во дворец, — бросил он ловчему.
— Дык как же, воевода, — засуетился тот, но умолк, встретившись взглядом с Ляпуновым.
— Добро!
Свистнув, ловчий отдал команды, и отряд егерей, рассыпавшись по дороге, двинулся в сторону Москвы.
Прокопий Ляпунов глядел им вслед, сжав в кулаке отрезанную косу царевны.