— При чем? — переспросил старик. — То мне не ведомо. Знаю токмо, что нет на то воли Божией, чтобы ваш род поганый царский престол осквернял. А значит, и тебе там делать нечего. А вот когда истинный царевич на царство сядет — тогда и предстанешь пред ним, он и решит, какой участи ты достойна.
Ирина снова бросила взгляд вниз. На секунду в голове мелькнула шальная мысль — перемахнуть через перила и попробовать спрыгнуть вниз. Словно разгадав ее намерения, Ферапонт придвинулся к ней вплотную и цепко ухватил за плечо.
— Подышала — и будет, — проскрипел старик. — Уведи ее, Ферапонт, в старую горницу. Да заприте там окна, и стерегите в оба — вишь, какая прыткая дочка борискина!
И он снова зашелся противным кашляющим смехом.
Глава 38
***
— А я говорю — нет мне никакого дела до вашей царевны! Умотала девка — и ну её к бесу! Ищи ее сам, коли охота, а мне в Путивле давно уж должно быть!
Беззубцев, с раскрасневшимся злым лицом, сверлил взглядом насупившегося дьяка.
— А я тебе другой раз повторяю, — повысил голос Муха, — без царевны далее не поедем!
— Да и черт с тобой! — Беззубцев рванул поводья коня, заставив его встать на дыбы. — Оставайся, коли охота, а я мешкать не собираюсь! Кто со мной, ребята?!
Он обвел горящим взглядом остальных.
Ярослав вздохнул. Весь его план шел наперекосяк — Беззубцев точно не станет задерживаться, а это означало, что в Путивль потом придется добираться самим, и искать его там. Однако, обеспокоенность Мухи передалась и ему, и сейчас он испытывал угрызения совести, что все-таки отпустил Ирину одну.
— Нет, — сказал он вслух. — Мы остаемся. Михалыч?
— Ясное дело, — кивнул Евстафьев. — Неправильно это — Ир… Ксению одну тут бросать, тем более, раз дьяк говорит, что боярину тому доверять нельзя.
— Тьфу, бабы! — скривился Беззубцев. — Афоня! Ну, ты-то хоть дураком не будь!
Одноглазый смущенно кашлянул. — А я что? Я — как скажешь, атаман… Токмо вот… — Он замялся. — Кабы не царевна, меня, почитай, уж дважды бы вздернули…
— Так теперь на третий раз уж точно без головы останешься! — мрачно посулил Беззубцев. — Всё, шабаш!
С этими словами он ударил пятками коня по бокам, и поскакал прочь.
Афанасий, вздохнув, пробормотал что-то, виновато глянул на Муху, и поехал следом.
Дьяк проводил их мрачным взглядом, и, когда всадники скрылись за поворотом, тоже вздохнул.
— Что ж, коль Юшка так решил, будем без него дело делать.
— Ты действительно думаешь, что Ирине угрожает опасность? — спросил Ярослав.
Муха покачал головой. — Шерефединов — старый хорь, — сказал он. — От него можно ждать чего угодно. На Бориса у него давний зуб, с тех пор, как тот его из Москвы выжил, а он не из тех, кто забывает обиды. Места здесь глухие, до Москвы — далеко, и кто знает, что ему взбредет в голову, когда Ирина окажется у него.
— Если еще окажется, — подал голос Евстафьев.
— Боюсь, так оно и есть, — проронил Муха.
***
Тяжелая дверь захлопнулась за ней, следом лязгнул засов.
Ирина огляделась. Перед этим ее вели на второй этаж, потом — по какой-то винтовой лестнице, и вот теперь она оказалась в тесной клетушке, метра два на четыре, с узким стрельчатым окном в противоположной стене, затянутым резной решеткой.
Кроме деревянной лавки вдоль стены, другой мебели не было — видимо, комната использовалась в качестве камеры заточения уже довольно давно.
Ирина подошла к окну. Она находилась на самой вершине терема, на третьем этаже. До земли, навскидку, было метров десять. Подергав решетку, она убедилась, что прутья, несмотря на обманчиво-тонкую форму цветочных стеблей, были прочными, и ввернуты в деревянные брусья на совесть.
Вздохнув, она опустилась на лавку.
Надо же было быть такой дурой! Она-то решила, что Шерефединов примет ее с распростертыми объятиями и отправит домой с почестями. С другой стороны, кто же мог знать, что он окажется выжившим из ума стариканом с наклонностями маньяка?
Перед глазами у неё все еще стояло багровеющее лицо десятника, пытающегося сбросить с шеи удавку.
Сволочи…
Кусая губы, она напряженно размышляла, каким образом можно было бы выбраться отсюда. Окно — не вариант. Дверь — заперта, и, кажется, за нею еще находится охранник. Заманить его внутрь под каким-нибудь предлогом? А потом — что? Тут даже нет ничего, что могло бы сойти за оружие… Она снова подошла к окну. Может, удастся расшатать прутья и вытащить их?
Спустя несколько минут усердных попыток, на ладонях появились мозоли, однако, проклятая решетка не поддалась ни на миллиметр.
Выбившись из сил, Ирина легла на скамью. Бесполезно. Но ведь должен же быть какой-то способ!
Пытаясь его придумать, она незаметно задремала.
Когда Ирина открыла глаза, на полу камеры залегли глубокие черные тени. Солнце клонилось к закату — выходит, она проспала несколько часов?
Тряхнув головой, разгоняя сонную одурь, Ирина поднялась и направилась к двери.
— Эй, там! — крикнула она, и замолотила кулаком по обитому железом дереву. — Кто-нибудь!
Поначалу за дверью стояла тишина; когда Ирина уже отчаялась дозваться кого бы то ни было, послышался скрежет отодвигаемого засова.
На пороге возник коренастый мужик, с неровным ежиком волос, маленькими, глубоко посаженными поросячьими глазками и раздвоенной верхней губой.
От неожиданности, Ирина отступила на шаг назад.
Мужик уставился на нее исподлобья и замычал.
Немой! — догадалась она.
— Послушай, — обратилась она к нему, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Мне нужно… выйти, понимаешь? По нужде! Да блин…
Она беспомощно уставилась в почти квадратное лицо стража, не выражавшее ровным счетом ничего. Она даже не была уверена, что тот ее слышит, не говоря у же о понимании.
Мужик помедлил еще немного, потом, всё с тем же выражением лица, захлопнул дверь.
Ирина вздохнула. Что теперь? Задрав голову, она исследовала потолок, в надежде, что, быть может, там обнаружится какой-нибудь тайный люк. Ничего — бревенчатый свод, покрытый копотью и паутиной.
В комнате стало ощутимо темней, потянуло холодом. Ирина зябко повела плечами и укуталась в накидку.
Неожиданно, снова раздалось громыхание засова.
Дверь отворилась, немой шагнул внутрь, сжимая в руках деревянное ведро. Поставив его на пол, он ткнул пальцем в сторону Ирины, потом, для пущей, видимо, наглядности, в ведро и что-то промычал.
— Ясно, — кисло сказала Ирина. — Принцип понятен.
Однако, немой, казалось, не спешил уходить, он топтался на пороге и сопел.
— Ну, что еще? — устало спросила Ирина. — Даже не думай, я не собираюсь делать это при тебе.
Ей показалось, что по уродливому лицу промелькнуло что-то вроде смущения. Немой, пятясь, вышел, дверь снова захлопнулась.
Да уж, все они здесь какие-то ненормальные.
Ирина подняла ведро и задумчиво взвесила его в руках. Пожалуй, при определенной сноровке им можно было бы треснуть по голове, чтобы оглушить кого-нибудь. Но, судя по виду этого кабана, для него потребуется что-то потяжелее.
Она попробовала встать у двери так, чтобы ее не было видно, когда откроется дверь. Если прижаться к стене, и держать ведро на вытянутых руках…
Засов снова загремел, послышались голоса.
Да чтоб вас!
Ирина отпрянула от стены, бросилась к лавке и задвинула ведро под неё.
Пригнувшись, в камеру вошел чернявый, держа в руке масляный светильник, и в этот момент Ирина от души пожалела, что не решилась рискнуть — уж очень удобная была у него поза. За спиной его маячил гориллоподобный силуэт охранника.
Чернявый захлопнул за собой дверь и скривил губы в мерзкой ухмылке.
— Вечера доброго, царевна, — проговорил он, растягивая слова. — Заскучала, поди? А я вот решил тебя проведать…
***
— Куда тянешься! — сердито прошипел Муха, дергая Ярослава за рукав.
Ярослав вздохнул. Они расположились на поросшим прошлогодней травой и редкими зелеными кустиками пригорке, с которого открывался вид на холм и укрепленный кремль.