— Да это и не может быть иначе, бессовестный ты! — бурно воскликнула Галина.
Днем Галина позвонила Пете на работу и пошутила, что Петр Семенович наконец подписал то, что все они ждали, и, значит, Петя может успокоиться.
Петя, растроганный, благодарил ее и шептал ей в трубку нежные слова.
— Ах, как я хочу тебя видеть, если бы ты знал! Но сегодня у нас дома настоящий кавардак: папу собираем в дорогу. Жду тебя завтра, милый! Ну, видишь, как я стараюсь для тебя?
Петя вернулся к своему столу, полный благодарной нежности к Галине и счастливой уверенности: все, о чем мечтал он со своими товарищами, уже почти началось!
Накалывая на столе невыразимо приятную на глаз и на ощупь кальку, Петя повторял с тайным наслаждением: «Поработаем! Поработаем, только держись!» Плановое задание по чертежу сегодня казалось ему удивительно легким, как и все цифровые расчеты, Каждая линия из-под его руки безупречно прорезала голубоватую, льдистую гладь кальки, а каждая точка скрещивания, казалось, потаенно сияла, как только ему видимая, крошечная звездочка. Он любил свою работу и всегда чувствовал в ней особую взыскательность точности и непререкаемой чистоты каждой линии. Он был спокоен и счастлив. Лицо, взгляд Галины, ее забота и волнение из-за дорогого ему дела, ее голос, как она говорила по телефону, постоянно вспоминались Пете, и будто теплый луч касался его лица.
«О милая, милая!» — умиленно думал Петя, и работа казалась ему еще родней и дороже.
После работы Гриша спросил:
— Ну, что? Как?
— Отлично! — весело ответил Петя. — Петр Семенович все подписал, завтра получим этот драгоценный документ.
— Сегодня бы его получить!
— Нельзя, сама Галина меня предупредила, что сегодня у Сковородиных отца в дорогу собирают… Уж потерпим до завтра!
В обширном конструкторском зале ни одна настольная лампочка не вспыхивала рубиновым светом — вызывать сегодня было некому: все знали, что рано утром Сковородин вылетел из Москвы. Обычно, когда Петра Семеновича не было в конструкторской, неподалеку, на том же «капитанском мостике», светилась большая лампа на столе его первого заместителя Виктора Ивановича Платонова. Он вылетел вместе со Сковородиным, и над его столом было темно.
Кое-где над конструкторскими столами уже летал легкий шумок, напоминающий пчелиное жужжание. Потом многие начали переглядываться, а вдоль широкого серединного прохода между столами то здесь, то там возникал смешок, и все понимали почему.
Между столами прохаживался Вася Трубкин. На него никогда не обращали внимания, и никто не подумал бы, например, спрашивать у него совета и не только потому, что его считали «порученцем более ответственного разряда», но прежде всего потому, что Васю Трубки-на считали человеком без собственного мнения. А некоторые со всей резкостью прямоты называли его конъюнктурщиком. Одни утверждали, что Трубкину известны прозвища, которыми его награждают, а другие, напротив, уверяли, что неискоренимая самовлюбленность еще с детских лет лишила его внутреннего зрения и слуха.
Вася Трубкин, придирчиво-аккуратный в своем сером костюме, безмятежно сияя розовыми, детски-пухлыми, до блеска выбритыми щеками, медленно шел по пролету. У него был вид человека, настолько погруженного в свои размышления, что, казалось, он и не в силах был кого-либо замечать. Размышления его можно было выразить в нескольких фразах вопросительного свойства: во-первых, как ему теперь держаться? Где ему теперь «приличествует» находиться? Обычно у него постоянного места не было, он только присаживался, не важно где, ведь он почти постоянно был в движении. Где же ему сейчас сидеть? Даже неудобно как-то видеть на возвышении сковородинской площадки тьму и безлюдье, а себя самого ощущать так, словно ты, второй заместитель, не имеешь никаких прав на пребывание там! Как быть, как же быть: подняться на эту пустующую площадку, чтобы сесть там за. стол первого заместителя Платонова, или же скромно сидеть где-нибудь за конструкторскими спинами?
Вася дошагал до паркетных ступенек, ведущих на «капитанский мостик», постоял с минутку и вернулся обратно. Потом снова, как бы в рассеянности, дошагал до площадки, опять потоптался — и пошел обратно, так и не решив ничего.
*
После работы от нетерпения скорее получить оставленный Сковородиным нужнейший документ Петя почти добежал до подъезда Сковородиных.
— Ну, ну!.. Сумасшедший! — нежно проворчала Галина. — Батюшки, даже задохся и потный весь, будто камни на себе возил!.. Да нельзя же так волноваться, Петенька, милый! Ну, садись же скорей вот сюда… На, возьми! — И Галина торжественно протянула ему сложенный вдвое листок из блокнота. — Ну, доволен? Счастлив? — лукаво спросила она и наклонилась к Пете.