Он читал неторопливо, вдумываясь в каждую строку, в каждую подробность и все время что-то снова узнавая, будто пытливая молодость вновь вернулась к нему.
Петр Семенович так углубился в чтение, что не сразу услышал, как в дверь кабинета постучала Натэлла Георгиевна.
— Ты так заработался, Петя, что у тебя даже глаза какие-то… потусторонние! — удивилась она. — А я хочу с тобой посоветоваться. Вообрази, Талинка заявила мне, чтобы на встречу Нового года, пятьдесять девятого года, никого из знакомых не приглашать… Я думаю, это не каприз. У нашей дочери происходит взросление души, так бы я сказала, мой дорогой, взросление души! Я так думаю, Петя, что лучше всего сослаться на тяжелую болезнь, которую наша девочка перенесла, и наши знакомые это поймут.
— Верно, верно, умница моя!
Но бабушка Ираида Васильевна возмутилась, что «хотят завести какой-то новый и вовсе никудышный порядок». «Уж если на встрече будет скучища, то и весь год будет скучный и несчастливый — это примета самая верная!» — пугала она невестку. Но Натэлла Георгиевна, оказалось, в приметы не верила. «Это твои глупые выдумки! — упрекала внучку «фарфоровый лобик». — И все из-за того, долговязого, белобрысого… дался он тебе, своевольная!» Но Галина только осуждающе посмотрела на нее, и «фарфоровый лобик» сразу умолкла.
Утром первого дня пятьдесят девятого года Сковородин снова принялся за чтение.
Он сидел в своем удобном, так давно обжитом кресле у письменного стола и читал с неослабевающим вниманием. Он уже все знал вплоть до мелочей. Какие были трудности в самом начале и какие возникли потом, и с чьей помощью они преодолевались, и как помощь шла с разных сторон: от дирекции завода, от парткома, от комсомола, от главного технолога, многих старых производственников, инженеров. Их советы и одобряющие мнения о выполненном ясно и убедительно показывали, как быстро все схватывали молодые новаторы и находили верные решения.
Среди записей Сковородин находил и свое имя. Читая новое упоминание о себе, он вспоминал предыдущее, и эти строчки, — написанные разными почерками, складывались в его памяти — и чем дальше, тем резче, — как песня, спетая… о ком-то другом.
«В случае одобрения со стороны П. С. Сковородина оставить именно так (следовало краткое и четкое описание), в случае же его критических замечаний произвести изменения, какие будут им указаны».
Однажды было записано:
«Очень бы хотелось посоветоваться с Петром Семеновичем! Может быть, написать ему, как предложил тов Г. Линев. Но тов. П. Мельников решительно отвел это предложение: тов. Сковородин чрезвычайно занят в своей заграничной командировке многими порученными ему ответственными делами и встречами, и потому мешать ему и отвлекать от работы нельзя».
Даже вздрогнув от волнения, Сковородин прочел радостное сообщение Пети Мельникова: «Товарищи, Петр Семенович приехал! Завтра мы с Гришей встретимся с ним!» В протоколе было записано дружное «ура!».
«Но не встретились», — горько подумал Петр Семенович. На следующей же странице было записано: «Нашему небольшому коллективу нанесено незаслуженное оскорбление».