Петр Семенович приостановился и подумал: «Наверно, очередную свадьбу справляют…». Ему сразу вспомнились домашние разговоры о свадьбе Галины и Пети и все веселые доводы сковородиновой семьи, что свадьбу разумнее всего отложить до переезда в новый заводской дом. А вот сейчас Галине не до смеха, и еще неизвестно, будет ли вообще эта свадьба. Да и разве только в ней дело сейчас? Петя Мельников, несмотря на горечь обиды, проявил такую силу воли и упорство в новаторском труде, что оказался в первом ряду самых уважаемых людей завода.
«После всего, что произошло за это время, было бы просто по-детски наивно воображать, что так просто разрешить тяжелое положение между мной и Мельниковым, его бригадой… чтобы восстановить добрые отношения, доверчиво смотреть в глаза друг другу — для этого надо найти прежде всего слова… хорошие, умные, «восстановительные» слова…»
Петр Семенович принялся было складывать в уме короткие и длинные фразы, но, чем придирчивее он их подбирал, тем меньше нравилось ему все измышляемое в этот тихий час.
«Нет, все это не то, не то… — думал он недовольно. — Надо обдумывать это не на ходу, а неторопливо, сосредоточенно…»
В многоэтажном доме на углу один за другим гасли огни. Только кое-где мягко светились зеленые огоньки абажуров. «Кто-то еще работает, — подумалось Сковородину, — пользуясь сосредоточенностью поздней тишины».
«Как удивительно на первый взгляд, что даже самое стремительное движение рождается вот из этой внутренней сосредоточенности! — подумал он. — А ведь те слова, которые я ищу и которые я скажу в порыве душевном, должны появиться во мне самом в минуты сосредоточенности, я должен сначала сам, я сам, принять их!»
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Нателла Георгиевна ушла со знакомыми в кино, а бабушка Ираида Васильевна отправилась к своим «обиженным» — дяде Жану и тете Эльзе, которым после памятного всем происшествия приход в сковородинский дом был запрещен по приказу Галины.
Оставшись одна, Галина быстро переоделась и, вся дрожа, подошла к телефону.
Ее звонок в квартиру Мельниковых опять услышала Марья Григорьевна, узнала голос и яростным шепотком позвала Петю:
— Тебя! Она!
Петя, мгновенно побледнев, рванулся к телефону.
— Я… слушаю…
— Петя! Ты?.. Петя… — будто срываясь с высоты, прозвучал до боли знакомый голос. — Это я… я… Галина! Милый! Ты узнал меня?
— Я сегодня снова ходил по вашему кварталу… искал тебя… — ответил он прерывающимся голосом, словно оглушенный бурным биением сердца. Он ощущал себя самого так, будто уже бежал навстречу Галине. Он слышал в трубке и ее смятенное дыхание и почему-то представлял ее сейчас в том же платье и такой же ослепительной, какой он увидел ее на Манежной площади в дни Всемирного фестиваля.
— Петя… я была больна и не могла…
— Больна?! — ужаснулся Петя. — А я не знал!.. Тебе было плохо, милая, родная… а я ничего не знал!..
— Ну не надо, не надо! Я же говорю сейчас с тобой… и мне так хочется жить!.. Слушай… — Голос ее вдруг зазвучал серьезно. — Слушай… Ты будешь сейчас дома?
— Да, конечно!.. А что, дорогая?
— Пожалуйста, будь дома! — торопливо сказала Галина. — Скоро я тебе еще что-то скажу!..
И снова, безмерно поразив Петю, Галина вдруг замолчала.
— Я слушаю! — испуганно крикнул в трубку Петя и повернулся к матери, бледный и растерянный. — Что случилось?.. Почему-то разговор прервался… и так сразу… только что я говорил с ней… и вот опять…
— А вдруг ей плохо стало от волнения… да ведь и болела же она… — осторожно заметила Марья Григорьевна, тоже не понимая, почему вдруг прервался этот разговор.
— Я позвоню ей! — почти крикнул Петя и нервно, дрожащей рукой набрал номер ее телефона.
— Галина… Галиночка, это я!