Так февральским морозным утром, очутившись за своим большим служебным столом, Сковородин твердой рукой взял трубку внутреннего телефона.
— Экспериментальный цех? — спросил он.
В трубке послышался голос Пети Мельникова и сдержанный шумок молодых голосов.
— Добрый день, Петр Семенович, — чуть помедлив, словно переборов волнение, ответил Петя на приветствие, — Слушаю вас.
Молодые голоса сразу смолкли, словно все вместе с Петей Мельниковым приникли к трубке.
У Сковородина незнакомо, горячо застучало сердце. Прижав руку к груди, будто на другом конце провода могли слышать стук его сердца, Петр Семенович просто, по-отцовски предложил;
— Давненько мы с вами не встречались, друзья, во? я и приглашаю вас всех побеседовать… какие вопросы надо разрешить, в чем и как надо вам помочь… Хотелось
бы видеть вас всех сегодня же, но, разумеется, если вы сегодня сможете…
Сковородин услышал, как со всех сторон, подобно рою пчел, зажужжал шепот всей бригады: «Сегодня, сегодня!»
— Мы придем к вам, Петр Семенович, сразу после смены, — ответил Петя.
Откинувшись на спинку кресла, Петр Семенович мгновенно представил себе, как через несколько часов вокруг вот этого большого стола дружно разместятся пятеро молодых людей, пять жизней, связанных с его жизнью и работой. Чувство духовной наполненности, так прочно владевшее им на съезде, снова разгорелось в нем, как добрый сухой костер от свежего ветра. Вспомнился Галактион Травин, верная с ним фронтовая дружба, его заветные мысли вслух и его уверенность, что все это, травинское, испытанное, глубоко выношенное, пригодится старому другу и сохранится у него.
«Да, в самом деле, когда я сохраняю воспринятое, заработанное, выстраданное? Когда сознаю и чувствую, что участвую в огромном общем движении вперед, которое остановить невозможно? И важны не только знания, мною лично накопленные, а прежде всего то, насколько полно я их передаю молодым и, значит, действительно вкладываю в общее движение!»
Уже давно не испытывал Сковородин такого подъемного и глубокого чувства свободы и радости верного решения, как сейчас, и этого счастья ничто не могло поколебать.
Беседа молодых новаторов с главным конструктором и его заместителем закончилась поздно, когда в окнах уже густо засинело небо.
Когда все оживленные и приятно усталые стали расходиться, Сковородин шепнул Пете:
— Галинка мне сегодня призналась, что была у вас недавно… Она знала, что я тебя увижу, и просила меня обязательно звать тебя сегодня же к ней. Она ждет тебя… Я сейчас еду домой… могу тебя подвезти. Хорошо?
— Хорошо… — тихо ответил Петя.
Не прошло и десяти минут, как он очутился в теплой маленькой передней под знакомым матовым тюльпаном.
Дверь в комнату распахнулась, и он увидел Галину, ее глаза, ее протянутые навстречу руки. Она была одета совершенно так же, как в тот незабываемый фестивальный день, когда Петя впервые увидел ее. Тот солнечный жаркий день, как некий блистающий мир счастья и красоты, молниеносно возник в его памяти и будто чудодейственно слился с этим зимним вечером и густым снегопадом в черно-синем квадрате окна.
Пете мгновенно вспомнилось, как два-три дня назад он, потрясенный, обнял ее: она показалась ему хрупкой и слабой, как ребенок. Теперь он видел, как много значила для Галины эта первая их встреча после многих дней разлуки: все в ней распускалось, расцветало. Все, что очаровывало его прежде, возвращалось к ней: уже разгорался румянец, блестели темно-карие глаза, нежно играли брови, дрожь улыбки пробегала по губам.
Все на Галине было то же самое, как и в первый день их фестивальной встречи, и даже темно-каштановая девичья коса лежала совершенно так же на груди, а красная ленточка на крутом завитке пламенела, как гвоздичка. Но в самой Галине чувствовалось и что-то новое, чего он не замечал прежде. Она напоминала тонкое деревцо с едва распустившимися почками, озаренное весенним солнцем, — так и Галину озаряла радость возвращающегося счастья. Оба рядышком сели на ее низенький диванчик, и Галина то рассказывала, как проходило для нее «это ужасное, мучительное время», то обращала к Пете сияющий восторженными слезами взгляд.
— Милый, милый!.. Какое счастье любить тебя!.. Я все, все сделаю, что ты захочешь!
— А если я захочу, чтобы мы больше не откладывали? А если я сию же минуту скажу об этом старшим Сковородиным? И если мы оба пойдем к ним и скажем это? — залпом спросил Петя.
— Ну… скажи, скажи!..