— Если я верно понял, командовать этими мифическими «северными силами» поручено вам, фон Штинген, а не мне. С меня достаточно Ла-Манша и Средиземноморья, не говоря уже об Атлантике.
Возражать ему фон Штинген не стал только потому, что понял всю бессмысленность своих попыток. Вожака пригласил фюрер? Так вот, пусть он его и убеждает. Теперь уже командующему Стратегическими северными силами даже хотелось, чтобы фюрер вообще отстранил Готта от операции «Полярный бастион», что окончательно развязало бы руки ему, фон Штингену.
… А затем уже была сама встреча с фюрером, в начале которой барон легкомысленно заверил, что ему хорошо известны директивы, касающиеся «Полярного бастиона». О чем вскоре пожалел. Как известно и то, что директивы эти связаны с планом «Барбаросса». Но для их осуществления нужны… Вместо устного перечисления своих требований фон Штинген положил на стол перед фюрером донесение, в котором изложил свое видение ситуации, складывавшейся в районе Кольского полуострова и русского Заполярья, а также потребности командования Стратегических северных сил в специалистах, подразделениях охраны, технике и вооружении.
Гитлер молча прочел эту бумагу и с минуту отрешенно смотрел в окно. Штинген и Готт не сводили с него глаз и, затаив дыхание, ждали реакции. Молчание фюрера казалось бесконечным. Наконец, прихлопнув донесение своими костлявыми растопыренными пальцами, он произнес:
— Не следует думать, что базы на северных рубежах Евразии нужны нам, только исходя из нынешних, сугубо военных, интересов вермахта, люфтваффе или кригсмарине в России. Каждый, кто так думает, — заблуждается. Каждый, кто так считает, — резко взвинтил голос фюрер, — жесточайше ошибается, вице-адмирал фон Штинген. С такой оценкой наших усилий в Ледовитом океане должны подходить только враги…
Услышав пассаж фюрера о врагах, фон Штинген от неожиданности вздрогнул еще сильнее, чем адмирал Готт. А «посмертные маски» с лиц обоих адмиралов сошли лишь после того, как фюрер умилительно спокойным голосом продолжил:
— …Но, чтобы враги подходили к этому вопросу именно так, будут предприняты необходимые меры агентурой абвера и СД. Однако вы, Готт, и вы, Штинген, ни на минуту не должны сомневаться в том, что продвижение наших инженерно-десантных групп, а значит, к наших секретных баз, и в направлении полюса, и в направлении Чукотского полуострова теперь уже не менее важны для нас, нежели продвижение в сторону Москвы и нефтеносных районов Кавказа.
Фюрер нервно скрючил пальцы, так что адмиралам вдруг показалось, что он вот-вот сомнет донесение, скомкает и выбросит его. Готт обратил внимание, как из груди фон Штингена непроизвольно вырвалось нечто похожее на приглушенный стон, поскольку за этим жестом, этом действием фюрера неминуемо последовало бы отстранение барона от командования Стратегическими северными силами, последовал бы крах амбиций адмирала, который уже видел себя в роли закоренелого «полярного вожака подводников».
— Вы правы, мой фюрер, вы правы, — с большим усилием воли пробормотал командующий Стратегическими северными силами и хотел добавить еще что-то, однако командующий подводным флотом вовремя остановил его толчком локтя в бок. Он, возможно, как никто иной, помнил сформулированную в свое время Гиммлером святую заповедь для каждого, кто попадает в этот кабинет: «Когда фюрер говорит, мир безмолвствует и внемлет! Ибо это говорит фюрер!». Причем сформулировал после того, как сам однажды был убийственно осажден своим кумиром.
— На наши базы, — продолжил тем временем Гитлер, все более заводя себя, — будет возлагаться историческая миссия. Мы вернем эти северные территории нашей арийской цивилизации. Именно там, среди несметных природных богатств Заполярья, будет сотворяться и закаляться новая нордическая раса, физические и нравственные черты которой станут формироваться из всего того наиболее устойчивого и способного к выживанию, что накопилось в представителях германского, норвежского, датского и шведского народов. И вы, адмиралы рейха, как никто иной, должны проникнуться величием этой миссии. Вы слышите, как никто иной!
Фон Штинген победно, почти ликующе, взглянул на командующего подводным флотом: «Ну, что? Как ты теперь будешь относиться к значению Стратегических северных сил, старый, облезлый пират?!». И тут уж, презрев заповедь Гиммлера, встревоженный, буквально выбитый из седла, адмирал Готт не удержался:
— Яволь, мой фюрер. Мы проникнемся. — Эти слова он намеревался прокричать, но даже не понял, что проговорил их настолько тихо, что Гитлер, возможно, даже не расслышал их. Поэтому единственным слушателем оказался барон фон Штинген, которому в самую пору было победно ухмыльнуться, если бы только он решился на подобную ухмылку в присутствии фюрера.