Али-ага приосанился и, немного помолчав, ответил:
— Сагбол тебе, Ёшка, что пришёл к старому Али. Очень правильно говоришь. Хорошее дело надумал. Люди всё видят, всё знают. Многие уже говорят: «Надо тех проклятых бандитов стрелять, как бешеных собак». Я позову Анна-Мурада, Савалана, в городе хороший парень Аймамед Новрузов есть, тоже пойдёт…
Али-ага перечислил ещё с десяток имен, на кого могли бы положиться пограничники.
— Всё объясни, — сказал Яков. — Мы должны очень быстро узнать, где прячутся эти бандиты. Нужны проводники в горы, а перво-наперво потребуется проводник в Каракумы Абасса-Кули ловить. Такой, чтобы знал пески не хуже, чем ты — родной Дауган.
— Знаю такого человека, — отозвался старик. — Он-то и видел Аббаса-Кули. Только пойдёт ли? Трус не пойдёт, смелый для себя смелый. Каждый хочет знать, ради чего идёт. Но пески он знает, как свой мелек, — продолжал Али-ага. — Молодой был, в Каракумы караваны водил. Революция пришла — испугался, за кордон убежал…
— Проводник, а революции испугался? Что ж он, баем был?
— Какой бай? Самый бедный дехканин. Ему другие сказали: «Уходи» — он и ушёл. Сам не понимал… Не знаю, пойдёт ли?
Али-ага с сожалением почмокал губами.
— Немножко обидели вы его, — продолжал старик. — На восемь Лет в Воркуту загнали.
— Зря не загонят, — сказал Яков. — Значит, заслужил. Может быть, ещё кого-нибудь вспомнишь?
— Не знаю, Ёшка, не знаю, — возразил Али-ага. — Если другой кто с коровой через гулили пойдёт, его два дня подержат и обратно отправят, а Хейдару восемь лет дали…
— А зачем он с Аббасом-Кули пошёл? Аббас-Кули коров не пасёт!
Али-ага скупо рассмеялся, покачал головой.
— Ай, глупый, глупый Али-ага, как раньше не догадался. Выходит, ты Хейдара лучше меня знаешь. Так бы и спросил: зачем Хейдар в пески ходил, зачем Аббас-Кули видел, зачем бродит по горам, о чём с людьми говорит?
— Ну вот я тебя и спрашиваю. — Кайманов тоже рассмеялся. — Скажи мне, какой человек Хейдар, зачем через пески в Дауган пришёл, зачем, с Аббасом-Кули говорил?
— Откуда я знаю, Ёшка? Могу только сказать то, что люди говорят. Хейдар Махмуд-ага почти такой яш-улы, как я: сухой, крепкий, как саксаул, не смотри, что терьяк курит. В песках может сутки идти — не остановишь. Пустыню и горы знает, как свой дом. Только не пойдёт он с вами в Каракумы, ему Аббас-Кули приказал не в песках, а здесь, на гулили, быть.
Яков едва сдержался, чтобы не показать старику своё раздражение.
— Что-то у тебя, яш-улы, — сказал он, — Аббас-Кули сильнее и погранвойск, и Советской власти. Почему его Хейдар боится? Почему он в пески не пойдёт?
— Ай, Ёшка, — со вздохом ответил Али-ага. — Ты спросил, когда увидел меня: «Почему такой печальный яш-улы Али-ага?» Я тебе ответил: бандиты Аббаса-Кули схватили в песках на Ташаузской дороге четырёх женщин… Ай, Гюльджан, Гюльджан, внучка моя, — снова запричитал старый Али. — Зачем отпустил тебя с Фатиме в Ташауз? Что, если эти проклятые выродки схватят мою девочку, как схватили дочку Хейдара Дурсун?..
Горестно причитая, старик закрыл глаза, раскачиваясь из стороны в сторону. В сумраке сеновала лицо его казалось темнее обычного. Пряно пахло свежим сеном. Тонкие, как спицы, лучи солнца пробивались сквозь щели в дощатых стенах. Уже чувствовалась подступавшая и сюда дневная жара.
Кайманов не мешал старому Али горевать вслух, чувствуя некоторое смущение. Нетрудно было додумать то, что не сказал ему старик. Угрозы Аббаса-Кули Хейдару — не шутка. Бандит взял заложников. Для острастки, вздумай Хейдар что-нибудь предпринять, Аббас-Кули тут же зарежет Дурсун — мать двоих детей, ещё и позаботится, чтобы об этом узнало как можно больше народу. Наконец Яков прервал причитания старика.
— Не надо так горевать, яш-улы, — мягко сказал он. — Для того и пришёл к тебе, чтобы посоветоваться, как лучше поймать этих бандитов, чтоб спокойно люди ходили по нашей земле и в горах, и через пески в Хиву и Ташауз. Скажи лучше, где этого Хейдара найти? Думаю, что сумею его уговорить.
— Откуда я знаю, Ёшка? Говорят, Хейдар на текинском базаре табаком торгует.
— Скажи лучше — терьяком, — поправил его Кайманов. — Терьяк раз в двадцать дороже будет.
— За руку его не держал, сказать не могу, — возразил Али-ага.
— Болды, яш-улы, — сказал Яков, — если чувствуешь себя хорошо, прошу тебя, пойдём со мной в город, поможешь найти Хейдара Махмуд-ага.