Выбрать главу

Вдоль улиц, на пустырях и в городских парках уже возникали палаточные городки: сюда тоже все прибывали и прибывали с запада беженцы. Война пришла и в этот город вместе с эшелонами эвакуирующихся на восток заводов и комбинатов, вместе с тысячами обездоленных людей.

Пустыри застроены времянками. Тут и там убогие хибарки, сколоченные из старых досок от ящиков, сложенные из обломков самана, раскинувшиеся прямо под открытым небом таборы в скудной тени акаций и карагачей. Всюду — усталые, суровые, сосредоточенные лица.

Но для Самохина, столько пережившего за последние несколько недель, даже эти пыльные, неуютные улицы, обсаженные истомленными зноем деревьями, свесившими, как траурные флаги, пожухлые листья, эти палаточные городки, глинобитные времянки и таборы под открытым небом — были мирными улицами, мирными таборами без артиллерийских обстрелов и бомбежек.

Андрей теперь уж не ждал, ответов на свои запросы о семье. Думал лишь о встрече с беспокойным полковником, зная, что от этой встречи будет зависеть его дальнейшая судьба.

— У вас есть ещё какие-нибудь поручения от начальника отряда? — спросил он горбоносого шофёра-кавказца.

— Конечно! — убеждённо ответил тот. — В восемнадцать ноль-ноль в штабе округа будет ждать майор Веретенников.

— Майор тоже едет на Дауган?

— Так точно. Завтра туда прибывает сам начальник войск генерал Емельянов и ещё один генерал — командир дивизии! — Гиви щёлкнул языком: — Сразу два генерала! Полковник Артамонов сказал: «Смотри, Гиви, голову сниму, если не привезёшь старшего политрука Самохина и майора Веретенникова».

«Что ж это за Дауганская комендатура такая? — подумал Самохин. — Начальник отряда уже там, завтра прибывают начальник войск и общевойсковой генерал. Видно, полковник не зря его торопит».

То, что генерал Емельянов сам приедет на участок комендатуры, позволяло Андрею надеяться на разрешение без проволочек вернуться на фронт.

Наконец они подъехали к зданию, в котором временно разместился штаб дивизии.

Майор Веретенников, невысокий, плотный, ждал их у подъезда.

— Как доехали, Андрей Петрович? — спросил он, поздоровавшись. — Надо бы нам отметить это событие, когда ещё удастся в город попасть, но обоим надлежит явиться… Конечно, — продолжал он, — у нас тут не Западный фронт, — в его голосе послышались ревнивые нотки, — но дела скоро начнутся весьма серьёзные…

Удивительно свежая кожа лица была у майора Веретенникова. На скулах легкий румянец, под козырьком фуражки белый, совсем не тронутый загаром лоб.

— Вас и солнце не берёт, — сказал Андрей, хорошо узнавший за короткое время, что такое Средняя Азия.

— Всего третий день в этих краях, — отозвался Веретенников. — Передвигаемся ночами, и вся работа — ночью. Солнца ещё не видели. Расскажите, как на фронте? Где вас ранило? Давно ли из госпиталя?

Пока Самохин рассказывал свою историю, незаметно стемнело. «Эмка» выбралась из путаницы городских улиц и теперь мчалась по шоссе, обгоняя двуколки, запряженные ишаками, пароконные телеги, грузовики, потом свернула с большака на проселок, убегающий в сопки, извивающийся между скалами.

Ехали почти в полной темноте. Голубоватые блики от затемненных синими стеклами фар бежали впереди по обочинам, скользя по пыльным кустам полыни, скатившимся к дороге камням.

И здесь, за тысячи километров от фронта, светомаскировка: За движением на дороге следят, очевидно, не только из-за кордона. Внезапно машина остановилась. Прямо из темноты возникла коренастая фигура в пограничной форме. Из-под козырька — густые брови, сверлящие глаза, пушистые усы вразлет. На петлицах гимнастерки с каждой стороны по четыре «шпалы» — полковник.

Самохин и Веретенников вышли из машины, начали было докладывать, но полковник не дал им и рта раскрыть:

— Вольно, вольно… Наконец-то дождался. Артамонов Аким Спиридонович, — здороваясь, назвал он себя. — Прибыли вы, можно сказать, в последний момент. Ещё сутки, и было бы поздно…

Самохин немало подивился тому, что полковник у дороги один, без сопровождающих. Тот словно бы догадался, о чем он подумал, усаживаясь рядом с шофёром, пояснил:

— Всех на границу разогнал. С первого дня войны — охрана усиленная, скажем прямо, ослабленными силами. Ну ладно… Сейчас, если не устали, потолкуете с нашими пограничниками, люди ждут вас, а в четыре ноль-ноль двинем на заставу Дауган.