Андрей, стоявший ближе всех в Ястребилову, поддерживал раненого, слушая, как последними словами крыл его старший лейтенант Кайманов.
…В санчасти комендатуры, когда Байрамов прооперировал и перевязал Ястребилова, раздался телефонный звонок. Самохин, стоявший тут же, снял трубку.
— Товарищ старший политрук, — услышал он знакомый голос, — докладывает сержант Гамеза. В арбе старухи Сюргуль задержан тот самый терьякеш, которого мы сами показывали ей как «опасного кочахчи», задержанного у дружинника Чары-Мурада.
— Ладно, Гамеза, доставь его в комендатуру. А что наша уважаемая Сюргуль?
— Клянётся своим аллахом, что даже не видела, как он к ней в арбу залез, говорит, что не хочет больше смотреть на родные места, видимо, знает, что ей от Фаратхана попадет. Просится домой в Советский Союз.
— Ну что ж, доставьте её домой со всеми знаками уважения: много она нам помогла и ещё поможет. Дайте понять, что мы не сомневаемся в её лояльности. Как говорится, старый друг лучше новых двух. Когда доставите её в аул, а нашего терьякеша в комендатуру, доложите мне.
— Слушаюсь, товарищ старший политрук.
Самохин прямо из санчасти позвонил Кайманову.
— А Фаратхан, оказывается, не лишён чувства юмора, — выслушав рассказ Андрея, заметил Яков. — Задумал и Белухина переправить, и нам же нашего подставного терьякеша вручить.
— Завтра увидим, какие «юмористы» Клычхан с Фаратханом.
Глава 13
ИЧАН
В закордонную комендатуру Самохин приехал ночью. Ближе к утру должен был прибыть Кайманов, с которым они поедут в аул Фаратхана. Полковник Артамонов выдвинет свой КП к горной речке неподалёку от аула. Аул со всех сторон будет блокирован пограничниками, иранскими воинскими подразделениями охраны порядка. Томительная духота выгнала Андрея из комнаты. Он прошёлся по двору, огороженному высоким дувалом, сел на скамейку под единственным на всей улице деревом, темневшим на фоне звёздного неба. Идущая на убыль луна светила всё ещё ярко. Чёрные тени шевелились в кроне дерева, прятались в дальних углах двора, заставляли внимательно присматриваться к ним, вслушиваться в чужие звуки чужой ночи. Доносится треск цикад и отдаленный плач шакалов, по главной улице города идут обозы, рысят кавалеристы, с тяжелым ревом моторов проносятся машины. Где-то таились гитлеровские агенты, все эти Мейеры, Калингеры, Мелек Мануры, но результаты их деятельности надо было ждать здесь, в этом пограничном городишке, в окрестных аулах.
Вокруг комендатуры расставлены часовые. Часто хлопает дверь, входят и выходят люди в военной форме, иногда появляются какие-то гражданские, с которыми разговаривает дежурный с помощью переводчика Сулейманова. Вместе с дежурным по комендатуре Самохин до рассвета отвечал на телефонные звонки, отправлял наряды, принимал гражданских лиц, давал сведения, срочные и самые срочные, все это время пытаясь успокоить боль в подвешенной на перевязи, растревоженной тряской руке. Когда суета немного утихла, дежурный по комендатуре доложил, что старшего политрука спрашивает Ашир. Ащира ждали. Самохин вызвал переводчика Сулейманова, распорядился тут же проводить Ашира в отдельную комнату, предназначенную для разговора без свидетелей.
Вид у нового помощника советских пограничников был самый измученный, даже какой-то затравленный. Андрей подумал, уж не шантажирует ли кто Ашира, не угрожают ли ему?
Самохии приказал дать Аширу чай и ужин, пожертвовав для этого собственным пайком. Пока Ашир насыщался и пил, ни о чём его не спрашивал. Наконец тот заговорил сам:
— Всё сделал, джан горбан, как вы сказали. Тысячи людей придут на той в долину Глаза неба. Замечательного вожака вам нашёл. Он в десять раз лучше меня всё скажет. Его вся округа знает. А я, джан горбан, что-то совсем заболел, наверное, не смогу говорить.
— Очень хорошо, джан Ашир, — сказал Андрей. — Спасибо тебе, что так быстро всё сделал. — Самохин отлично знал, что кроме таких, как Ашир, по всем аулам были разосланы специальные агитаторы политотдела — приглашать людей на той, но очень важно было, чтобы в ответственную минуту разговор с соотечественниками повёл именно Ашир. — Нам не надо искать, — продолжал Самохии, — кто на тое будет говорить. Лучше всех скажешь ты: ты очень хорошо все понял. Значит, с твоих слов и другие все поймут.