При мыслях о нем у меня бегут по телу мурашки. Я представляю, как он расстегивает мое платье, обнажая плечи, как страстно прижимается ко мне губами. Чувствую его массивное тело на себе… Я снова открываю ноутбук посмотреть, нет ли почты. Ничего — ни от Эсекьеля, ни от Роке. Мне хочется получить что-нибудь от Роке, но я заставляю себя ждать вестей от Эсекьеля. Ни словечка за целых четыре дня, как так можно? Я открываю нашу переписку, последнее письмо, отправленное почти сразу после расставания, и, к своему изумлению, обнаруживаю там поток восторгов: «Ты не представляешь, как похорошел сад! Сегодня один из тех ясных дней, когда кажется, что холмы можно достать рукой. Весь вечер провела на воздухе». Или еще лучше: «Вчера вечером управился с рецензией за два часа — это одна из моих самых удачных, чувствую себя таким раскованным, умным, уверенным. Все благодаря спокойной жизни и Кертесу. Его книга повергла меня в натуральный литературный экстаз. Сегодня ходил обедать с одним человеком из газеты, и он сказал, что редактор очень хвалила рецензию». Заголовки писем — полная противоположность содержанию: «скучаю по тебе», «жаль, что тебя нет рядом». Первой переписку прекратила я. Потому что приехал Роке. Или…
Не помню, когда точно я рассказала все Хосефине. Зато прекрасно помню возникшее от произнесенных вслух слов о разводе ощущение, что крылья за спиной ослабли и я лечу кувырком прямо в пучину тоски. Хосефина узнала первой — после Эсекьеля и Роке, разумеется. Сообщив сестре, я объявила о нашем разводе во всеуслышание, сделала его осязаемым, наполнила не существовавшим прежде весом. Ни смысла, ни необходимости в этом не было, но я поддалась инстинктивному желанию разорвать кокон: теперь из пустого слова развод превратился в факт. Я развожусь с Эсекьелем.
Уже шесть дней от Эсекьеля ни слуху ни духу. Я вышагиваю по гостиной из угла в угол, кидая истеричные взгляды на компьютер и маленький модем. Выхожу из тени на солнце — утреннее солнце, с каждым днем восходящее все ниже над восточным горизонтом. Не понимаю, почему он до сих пор мне не написал. И не позвонил. Мне уже нечем оправдывать его молчание. Я представляю, как он неспешно прогуливается по карибскому пляжу, и во мне закипает обида. Внезапно все фрагменты мозаики встают на свои места: приехал в воскресенье навеселе, невыспавшийся, после обеда вырубился, ни разу не поцеловал меня в губы, не захотел заниматься любовью и даже просто лечь со мной в одну постель, в понедельник уехал рано — якобы завершать дела, не позвонил перед вылетом, не удосужился даже привет передать по электронке… Не хочет он ничего возвращать, это очевидно. Как я до сих пор не поняла? Осознав все, я сразу успокаиваюсь — меня разбирает смех и почему-то хочется искупаться. Погрузившись в бассейн по шею, я смотрю на море и поражаюсь, насколько слепой становлюсь, когда на что-то настроюсь — словно, сосредоточившись на далекой цели, перестаю замечать, что творится под носом. Какая же я идиотка! Наивная дурочка! А Эсекьель, каков лицемер! Ведь мог бы просто сказать, что не хочет возвращаться ко мне. Он просто потакал мне, как бывало уже не раз, и со свадьбой он тоже пошел у меня на поводу. Он боялся. Боялся меня? Не сумел воспротивиться давлению, которое сам себе вообразил? Неужели мужчина может быть настолько безвольным? Или это я стала чем-то вроде глухой стенки, которую ничем не пробить? Или Эсекьель просто запутался, разрываясь между волей и чувствами?
Ладно, уже не важно, меня все это больше не интересует. Каждая клетка моего тела наполняется решимостью — потрясающее ощущение. Места для сомнений не остается. Эсекьель умер в моих глазах как мужчина. Я выхожу из бассейна, ополаскиваюсь под душем, одеваюсь и, прежде чем взять курс на Сантьяго, открываю почту и пишу: «Ни прощального звонка, ни привета по электронке за всю неделю. Ты не скрываешь своего безразличия. Я тоже перегорела».
Эпилог
Я не хочу обманываться. Моя отвага продиктована либо жаждой мести, либо страхом одиночества. Откуда вдруг неземная любовь к Роке, если не прошло и пары часов, как я тосковала по Эсекьелю? Можно ли верить чувствам, от которых я отреклась каких-то две недели назад? Действительно ли перед нами снова зажегся красный свет, или это просто новый взмах маятника, раскачанного моим воспаленным воображением? Я хочу сказать Роке, что буду с ним, дать ему подтверждение, которого он столько времени ждал. Мысли скачут как в лихорадке. Я за рулем, вокруг расстилается серая в зеленую крапинку равнина, рассеченная надвое лентой шоссе.