Пещера обнаружилась в подходящий момент. Неровными шагами я зашел внутрь. Твердый пол помог ступать более уверенно.
Сначала нас окутала тьма. Ветер прекратился. Да и песок перестал бить по телу. О буре напоминало лишь неутихающее завывание из-за спины. Я закрыл глаза. Чего делать не следовало: голову закружило, пол зашатался, ноги перестали держать, и я рухнул вместе со зверем. Странный гулкий звук раздался при падении. Послышался резкий крик, как будто проникнувший в меня, разрезав плоть. Он бы напугал, но быстро забылся, оставив в голове только ветер. Никаких чувств. Тело размякло и отказывалось повиноваться. Я лишь повернул голову в сторону белой оболочки и с трудом приоткрыл глаза. Существо немного подергалось и замерло.
А вокруг понемногу проявлялся свет. Он пускал неровное и слабое свечение со стен и потолка, немного рассеивая тьму, создавая сумрак. Светящуюся слизь давно никто не обновлял, но она еще позволяла худо-бедно ориентироваться в заброшенной пещере. Ее бывшие жильцы проявились вместе с первыми тонкими лучиками со стен. Старые скелеты лежали и сидели вдоль них, изучая незваных гостей пустыми глазницами. Никто не знал, почему это племя вымерло. Наставник твердил, что пещера проклята. И все обходили ее стороной, даже не думая проверить правдивость слов. Мне же страх соплеменников помогал. Пещера оставалась единственным местом, где я чувствовал себя в безопасности. Где я наслаждался одиночеством.
Выход из пещеры выглядел теперь иначе: темно-рыжая масса в проеме постоянно меняла фактуру, вторя вою ветра. Создавая рисунки вихрями, она все темнела и темнела. Может из-за того, что глаза привыкали к сумраку, может из-за надвигающегося вечера. Как бы то ни было, я, кажется, так и уснул.
Очнулся, когда от голода боль скрутила внутренности, не давая разогнуться даже после того, как я полностью вышел из сна. Мелкие судороги прошлись от горла до хвоста. С трудом, но получилось заглушить чувство пустоты и перевернуться на другой бок.
Упавший с камнем из-за облаков зверь не поменял позы. Морда также смотрела вверх. Глаза закрыты. Белая оболочка, кажется, светилась от напыления на стенах пещеры.
Снаружи все так же завывал ветер, разгоняя песок сильнее и сильнее, крутя, закидывая небольшое его количество в пещеру. И так должно было продолжаться несколько дней. Бури никогда не заканчиваются быстро.
Я не с первого раза встал на ноги. Лежание заметно ослабило. Но следовало позаботиться о неизвестном существе. Постараться понять, что оно такое. Тем более, что здесь, в пещере, мой нос вдруг уловил сильный запах, исходящий от зверя в белой оболочке. В нем чувствовалась не только слабость и что-то еще, нехорошее, но и притягательность, бывшая во много раз сильнее остального. Я наклонился и глубоко вдохнул аромат над мордой существа. Он заполнил все пазухи, проник во внутренности, раздражая свежестью и сильнее пробуждая во мне аппетит. Испугавшись, я отпрянул.
Передо мной лежала неизвестность, кидавшая вызов всем эзхам, всем нашим верованиям. А глубоко в душе я возжелал разделать его на куски, удовлетворившись дарованным Ярго мясом, а не возможностью доказать свою правоту племени, не возможностью повести их правильным путем. Любой бы эзх, оказавшийся в подобной ситуации, так бы и поступил: без раздумий принялся за еду. Но я же не любой.
Я кружил вокруг существа, изучая оболочку, гадая, с чего бы мне начать знакомство с ним. Что же мне следует сделать первым. Как привести зверя в чувство? Я старался не обращать внимание на пленительный аромат, манящий утолить голод, а искать что-то, что мне поможет познать это нечто. Слюни в пасти копились и копились. Желание отведать такую близкую пищу росло. Но я отважно боролся с этим чувством.
В конце концов я подумал, что раз зверь имеет оболочку, то ее можно снять. Зачем? Чтобы увидеть существо настоящим. Может съесть после этого… На ощупь она казалась не особо прочной. А за ней располагалась награда. Я никогда не встречал в моем мире подобной кожи. У всех жителей Ярго она грубая, толстая и прочная. Следовало сильно рвать зубами, чтобы откусить кусок от добычи. У павшего зверя кожа отличалась гладкостью и на вид казалась тончайшей.