Между тем и мгла вокруг тускнела. Она окрашивалась в темный цвет, пожирая. День кончался. Вместе с ним гасла и моя жизнь. Глаза вновь принялись бороться со мной в желании закрыться. Конечности подкашивались.
Я остановился, обессиленный в конец. Пришлось присесть, но и это не помогало на столь длинном пути. Тело тянуло к земле. Ярго отвернулся от меня.
Только безразличный взгляд, осмотревший то, что оставалось в поле зрения, совершенно случайно обнаружил несовершенство в песочной поверхности земли – еле заметный бугор, выступавший совсем немного над ровной землей. Он на глазах сравнивался с ней из-за наносимого ветром песка. Я бросился к нему и неистово заработал руками. Точнее, старался сделать это, потому что конечности размякли от недостатка сил. А то, что я выгребал, тут же возвращалось обратно из-за текучих стенок ямы и непрекращающегося ветра. Но я упорно продолжал работать, теша себя мыслью о скорой трапезе. Понемногу побеждая. Яма ширилась и углублялась, и в итоге я докопал до цели.
Разочарование подкосило, и я чуть не рухнул в эту яму сам. На ее дне лежал не цур, а мой соплеменник. Дав себе возможность расстроиться, я чуть позже, собравшись, попытался сообразить, где же тогда лежит цур. Его массивное тело должно было создавать больший холм, заметнее, чем холм над телом эзха. По крайней мере надежда на это теплилась.
Мысли путались, и я все никак не мог сообразить, в какую сторону мне лучше всего идти. В бою не особо запоминаешь расположение поверженных. Сумрак сгущался, а вместе с ним сокращалась и область видимости. Следовало ускорять поиски. Я побрел в одну сторону. Здесь склон шел вниз. Пройдя немного, я остановился, оглядевшись. Но ничего похожего на то, что следовало искать, не обнаружил. Развернувшись, я пошел в другую сторону. Но, карабкаясь по склону, увязая в песке и слегка скатываясь обратно с каждой новой постановкой конечности, я вдруг осознал, что потерялся. Идти больше некуда. Моя яма должна была показаться давно перед взором, но вокруг лежал ровный песок и беснующиеся на ветру песчинки догоняли друг друга в своей маленькой охоте.
И тогда мной вновь завладела паника. Потеряться сейчас, когда я почти добрался до источника сил и жизни? Это казалось нечестным. Пришлось сбежать вниз по склону. Точнее, скатиться. Но и тут я не обнаружил ничего знакомого. Захотелось закричать, но сил не хватало даже зло фыркнуть. Я вновь полез наверх. Руки и ноги съезжали вместе с песком. Приходилось карабкаться немного в сторону. Так движения давались чуть легче, продвигая тело наверх.
Внезапно из сумрака показался валун. Я почти уткнулся в него, так неожиданно он выкатился на пути. Он ничем не отличался от прочих валунов. Но что-то шепнуло мне: «ты на месте». Оставалось совсем немного. Повинуясь порыву, я спустился на несколько шагов вниз, каждый шаг щурясь, вглядываясь в темнеющую мглу бури, чтобы лучше разобрать силуэты. Не помогало. Я делал еще шаг вниз. Без изменений. А наверх забраться сил не оставалось. Сделал шаг в сторону. Два шага в другую сторону.
И тут я споткнулся, жестко упав с высоты своего роста. Но, приподняв голову, нашел то, что искал. Бугор. Хорошо заметный. Буре потребовалось бы еще полночи, чтобы сравнить его. Но я все же оказался быстрее.
Вновь пришлось копать. Теперь лежа. Вновь пришлось преодолевать стихию и текучесть песка. Самого себя. Я уже не чувствовал рук. Я даже голода не чувствовал. Лишь одно волновало: добраться до пищи быстрее того, пока Ярго не забрал меня к себе. И тут вокруг все потемнело.
Очнулся я занесенный песком. С трудом смог приподняться. На дне уже выкопанной ямы, скрывавшей меня полностью лежачего от ветра, вновь нанесло песка. Сколько я провалялся? Ответом являлась сгустившаяся тьма. Существовала только она, зов ветра и его броски песком. Вокруг все потонуло в темноте. Вытянутая рука пропадала в ночи. Песок крался всюду, шурша под вой ветра.
Я упрямо продолжил копать. Загребал как можно больше песка, стараясь откидывать его из ямы подальше. Но большая его часть падала на стенки, спускаясь обратно и забирая с собой новые песчинки, так как он не долетал туда, куда ему стоило долетать. Я с остервенением греб быстрее, чем песок возвращался. И вот поцарапал когтями укрытую теплым песком плоть. Какое же ликование снизошло на меня. Будто смерть унес ветер, облегчив ношу. Я продолжил углубляться вниз, разрывая плоть когтями, выбрасывая ее на склоны ямы. Сильный запах смерти – но чужой – ворвался в мои ноздри. Мясо манило, и я прильнул к цуру.
Первый кусок, оторванный моей небольшой пастью, я проглотил не разжевывая. Как и второй. И последующие.