За его плечами осталась сотня лет жизни. Он сам как будто олицетворял собой ушедшее время. Напоминание о целой эпохе ресурсной вседозволенности. Седая голова с редкими волосами, искусно зализанными так, что сначала никто бы и не понял подвоха, не разглядев залысины. Лицо походило на иссохший фрукт: все в морщинах, скукоженное и сухое. Кожа тянулась к земле, растягиваясь на щеках. Ни одного волоска бороды, либо усов. Маленький рот, небольшой нос и яркие, глубоко посаженные глаза за очками. Дряхлое и слабое тело скрывал костюм давней носки. Он немного неуклюже смотрелся на старике. Но, в общем-то, это олицетворяло жизнь – максимальное использование ресурса вещей, минимальное потребление и бережливое производство. В этом кабинете Генрих выглядел чужеродным объектом.
Но, не смотря на внешность, передвигался он бодро и плавно. Ступая по мягкому ковру, Генрих протянул Никасу дряхлую и жилистую руку, посиневшую с возрастом. Его глаза не отвлекались от глаз Никаса. Тот отвечал на внимательный и глубокий взгляд, скрывая отвращение к старости. Пожал руку гостю.
– Проходите, Генрих. Что вас привело ко мне? Последний раз вы тут были еще во времена отца.
– Здравствуй, Никас. Да, воды много утекло. И все поменялось. В том числе в этом кабинете. Твой отец бы никогда не сделал с ним ничего подобного.
– Мой отец по своей природе не мог смело мыслить.
Они оба сели на свои места: Никас за стол, Генрих в кресло для гостя напротив, положив руки на колени.
– Итак, что вас привело ко мне?
– Я поспешил к тебе сразу после внеочередного заседания Совета.
– Мне думалось, что Совет собирается, когда все его члены приглашены на встречу. А меня там не было.
– Вот поэтому-то, Никас. Мы очень обеспокоены тем, как ты себя ведешь. У нас имеются неоспоримые доказательства того, что ты параллельно работаешь над проектами, противоречащими плану Земли на спасение. Ты тратишь ценные ресурсы не на общее дело, а на какие-то свои личные цели.
– Генрих, все, что я планирую, делается на благо человечества.
– Поэтому ты понемногу концентрируешь власть в своих руках? Люди, которых назначают на ответственные посты, имеют тесные связи с тобой. Обычно такое непросто доказать, но нити всегда тянутся сюда, в этот кабинет, полный излишеств.
– К этому должен стремиться каждый. Я стремлюсь к миру, где мы перестанем себя ограничивать. К богатому миру. И этот кабинет напоминает мне о цели.
– Слышал бы тебя твой отец. Ты предал то, во что он верил. Мы знаем, что ты планируешь сделать нечто неразумное. Прошу, одумайся, пока есть время. Твои устремления принесут только хаос и ненужные жертвы. То, что ты ищешь, всего лишь мираж.
– Мой отец не видел, как и все вы, дальше собственного носа! Вы боялись подумать шире, рассмотреть прочие варианты. Или пересмотреть план, спустя годы. Я не предавал отца, я лишь улучшил то, что пытаетесь создать вы. Это вы ведете человечество в будущее, которое нас всех уничтожит. Не я.
– В тебе говорит гордыня, амбиции. Но ты не мессия! Ты не спаситель! Спасение наступит только после того, как каждый человек положит жизнь на общий алтарь во имя жизни вида.
– После новостей, которые вы совсем скоро узнаете, люди пойдут за мной, а не за вами. Я дам им шанс, дам им реальную цель! Вам такого и не снилось, Генрих. Ни одному из вас! И даже мой отец не мог о таком помыслить.
– Не завирайся. Ты всего лишь один из немногих удачливых парней. Тебе повезло родиться в богатой семье, но от этого ты не перестал быть одним из многих. Винтом отлаженного механизма. Ты же знаешь, что бывает, когда механизм расшатывается в случае потери одного единственного винтика? Когда расшатываются противовесы?
– Не разговаривайте со мной в таком тоне. Вы не сглаживаете ситуацию.
– Пойми, я стараюсь спасти тебя. Совет не собирался бы просто так.
– Еще раз повторю: не угрожайте, Генрих! Вы явно недооцениваете меня. После смерти отца совет надеялся, что я превращусь в пешку в руках стариков.
– Наоборот, столько надежд возлагалось именно на тебя, Никас.
– И я никогда не замечал этого. А теперь вы угрожаете мне в моем же кабинете. Что вы сделаете? Никто из вас не сможет дотянуться до меня. Вы упустили время! Я скажу так: вам пора уступить. И лучше бы это сделать быстрее.
Генрих покачал головой.
– Мне очень жаль, Никас. Я ехал сюда убедиться, что совет неправ. Но ты лишь подтверждаешь наши опасения. Прости. И извинись от нас перед отцом.
С прытью, никак не соответствующей столетнему старику, Генрих вытащил из-под пиджака что-то молочно-белое и в кабинете раздались два глухих хлопка.
Никас удивленно уставился на пластиковый пистолет. Системы не распознали оружие, позволив старику Крузе пронести его прямо к Никасу Стейли. Покушение удалось, ничего не скажешь. В глазах Генриха не читалось ни сожаления, ни грусти по поводу своего поступка. Сколько раз за свои года он лично убивал человека, решая тем самым возникающие проблемы? Ни одна мышца не дрогнула на морщинистом лице.