А еще он носит с места моего крушения всякую всячину. Кажется, ему это нравится. Он сидит даже сейчас рядом и с любопытством наблюдает, что я делаю. Изучает тут все, трогает. Хотя какое тут любопытство? Я не могу прочитать это лицо. Оно абсолютно ничего не выражает.
В общем, тут есть жизнь, тут можно жить, если поднапрячься.
Пожалуйста, спасите меня. Никас."
"Надеюсь, отправится. Что, друг? Да, надо ползти… Через силу… и плачь. Я по-другому не могу. Знаешь, как мне больно даже просто лежать?
Вот так… Должно отправиться. Почему темнеет…"
"Отойди от него! Не трогай!"
"Сил почти не остается.
Излучатель весит столько, что рука не в силах оторвать его от пола. И даже лежа на спине без движения, тело колет в тысяче точек такой болью… Адской просто. Будто из меня… по нитке выдирают нервы. Остается лишь молча плакать и наблюдать. Больше сил нет…
Абориген вернулся, приведя с собой такое же существо, как и он сам. Их общение, очевидно… касалось меня. И оно не задалось… Скотинка спасла меня от своего сородича… внезапно атаковавшего. Как же больно то!
Не знаю, что… будет дальше. Надеюсь, что спасение прибудет так быстро… как сможет… Абориген что-то хочет от меня, а я лишь надеюсь, что прошлые… сообщения отправились куда следует. И сейчас… мне надо проползти вновь… до выхода, снова… покарябав тело, чтобы отправить оставшиеся… сообщения.
Ух. Гаспар, пожалуйста, забери меня. Ты должен… Никас уверял, что при активации протокола меня спасут. Ты любопытен, ты послушаешь это все.
И передайте маме, что я скучаю."
"Подожди, подожди. Я почти добралась до выхода. Я сама. Мне надо связаться со своими. И тогда все может произойти.
Ты хочешь съесть меня? Нет? Будь, что будет, в конце концов. Сейчас отправлю все Гаспару. Вот так. Теперь же…"
Ула сказала, если она не сможет говорить, вместо нее буду говорить я. Тяжело. Чувствую, как Ярго стоит у входа в пещеру, ожидая, когда сможет забрать меня к себе. Когда я не смогу сопротивляться его настойчивости.
Но пока расскажу то, о чем просила Ула. На это силы еще остались. Я успею. Должен.
Несколько дней охота не приносила плодов. Ярго не желал мне добычи. Я слабел, а ветер вытягивал и вытягивал понемногу силы в постоянной борьбе с ним. Иногда хотелось все же вернуться в племя. У всех случаются неудачи, поэтому порой вождь делится едой с теми, кто не смог ничего раздобыть. Но если бы я вернулся, то все равно вряд ли что-то получил, оставшись обессиленным и голодным. А в следующую охоту меня могли отправить прямиком к Ярго, раз даже от лучшего охотника он отвернулся. Поэтому приходилось дальше бороться с ветром, ступая по пыли и мхам в поисках жертвы, терпеть неудачные засады.
В последний раз я остановился на скале. Она ничем не отличалась от остальных: вырывалась из склона долины, как клык с пятнами мха. В такую погоду сложно ориентироваться и охотиться. В такую погоду ты сам можешь стать жертвой более удачливого хищника. Но эта скала труднодоступна. На нее не так просто забраться. Пришлось хорошо впиться в камень, чтобы ветер не скинул меня на склон. Он задул сильнее, чем дни назад – с противоположной стороны приближалась коричневая буря. Она уже поглотила тела далеких гор, стелясь по плато, со склонов которого я и попал в долину. В этом месте она была одной из многих долин, шрамами рассекающих высокое плато. И если бы я вернулся на него, то очень скоро попал бы в другую долину. А там и до холмов недалеко. Я лежал и думал, что те из них, что виднелись отсюда, походили на спины спящей добычи.
Эти миражи вернули меня к главному занятию. Прослыв удачливым охотником, я смог занять в племени шаткое, но удобное положение. И оно позволяло мне оставаться самим собой. Даже в самые жестокие времена. Поэтому добыть что-то требовалось непременно. Слишком уж меня терпели, ожидая повода распрощаться.
Оглядывая окрестности, простиравшиеся под скалой, я надеялся, что Ярго все же сжалится и укажет мне добычу. Буря близилась, а значит и сокращалась моя охота. Ведь бушуют бури несколько дней. То есть смерть от голода становилась все ближе. Но такая смерть лучше, чем от когтей соплеменников.
У дальнего склона озеро казалось лужей. Ветер выл и даже с моего места виднелись неровности на воде. Всю долину усеяли гладкие валуны и безжалостно изрезанные ветром камни постарше. Наставник говорит, что их Ярго рассыпал. Местами пыльное песочное дно долины разбавляли обширные лиловые, бирюзовые, рыжие пятна мхов. Там, где они не росли, земля походила на кожу эзха – сухая и вся в трещинах, твердая и суровая. А скалы на склонах заставляли представлять, как долина вдруг смыкает их, разжевывая меня вместе со мхами.