— И все это великолепие тратится на школу? — спросил я.
— Не совсем. Еще я читаю в университете.
Бет назвала два курса, которые я тоже вел (чего я только не вел) — но я их не «читал»: читают профессора и доценты, а аспиранты ведут семинары.
— У нас в стране не так уж много математиков, — сказала Бет, будто извиняясь. — Я отдала бы эти курсы, но пока некому.
Кроме истории (моей) и математики мы занимались географией. Без всяких карт, прямо в полевых условиях. Несколько раз Бет брала меня в поездки по стране. Кроме нас, в них участвовали незнакомые мне люди. Моя бы воля, я бы никогда и близко не подошел к этой братии. В любой стране подобные персоны называются «официальные лица». Они объезжали страну с деловыми визитами, а нас с Бет, похоже, прихватывали за компанию. Командовал поездками господин советник. В крайнем случае, я согласился бы сыграть при них роль мальчика из охраны, невидимого и безгласного, но мне и в такой милости отказали. Во-первых, я не заметил никакой охраны. Во-вторых, Бет безжалостно представляла меня как гостя, математика, так сказать, представителя МГУ. Я пробовал отделаться от светского общения, изображая слабое знание языка, но эти инквизиторы перешли на английский, и мне пришлось обсуждать с ними проблемы европейских университетов и еще какой-то вздор.
К счастью, моя персона, как мне показалось, не особенно заинтересовала наших спутников. Меня скоро оставили в покое и не мешали мне смотреть по сторонам, так что я рассмотрел как минимум три интересные вещи.
Во-первых, страна во всех концах благополучно процветала. Это было понятно с первого взгляда на что и на кого угодно. Конечно, думал я, если начальство не ворует, энергия берется без затрат и разрушений и на работу всегда хватает сил и времени… Они еще скромно живут. Точнее, позволяют себе роскошь жить так, как им нравится, не глядя на стандарты соседей.
Эта картина вызвала у меня угрызения совести, хотя я отдавал себе отчет, что дело не в одной задаче.
— И вообще не в задаче, — сказала Бет, встревоженная моим настроением (но уже дома, без «официальных лиц»). — Задача, конечно, твоя: раз уж ты ее решил, можешь делать с ней все, что хочешь. Но своей стране ты этим не поможешь. Зато погибнешь сам, погубишь множество людей, а может быть, действительно, весь мир.
— Вот так примерно я и думал, когда сжигал свои бумажки. А теперь думаю — а вдруг?..
— Нет. Все зависит от самих людей: богатство, бедность, радость… Это не математическая проблема.
— И я не знаю, как ее решить. Не бойся. Я не буду выпускать задачу в большой мир. Врачи нашли фундаментальный принцип: «Не вреди» — как раз на такой случай.
— Да, как раз на такой, — согласилась Бет.
Второе мое наблюдение касалось по-настоящему загадочных вещей. Мы никогда не были в дороге больше часа и никогда не теряли из вида горный Круг, но страна везде оказалась разной. Менялся даже климат. В одних местах это была совсем Молдавия, в других — почти Карелия со мхами, валунами и озерами. В первый раз Бет посоветовала мне захватить в поездку куртку, и впредь напоминаний не потребовалось. Я хорошо усвоил резкий ветер и серенькие тучки, да не в горах, а на равнине, которой место где-нибудь под Вологдой.
Такое безбрежное пространство не могло поместиться не то что на Балканах — во всей Центральной Европе. И уж никак не на пятачке радиусом в сотню километров. Сначала я подумал, что мы движемся в пространственных туннелях, сокращающих расстояния. Потом мне пришло в голову, что страна дискретна: каждая область существует сама по себе, а волшебный Круг каким-то образом связывает их воедино. То и другое было возможно с точки зрения нашей нетрадиционной математики, но находилось за пределами реальной географии. Страна существовала нигде, как я и думал в глубине души с самого начала.
Расспрашивать об этом я не стал. Вообще чем дальше шло мое «расследование», тем меньше я задавал вопросов. Самые серьезные откладывались на некоторое «потом», а незначительные как-то сами объяснялись или отпадали.
Третий ряд наблюдений касался Бет. Почти не разговаривая с ней при посторонних, я с интересом наблюдал систему взаимоотношений в нашем элитарном коллективе, просчитывал иерархию и субординацию и, наконец, пришел к печальным выводам.
Бет была дружелюбна и ласкова со всеми без оттенков. И все слушались ее не то чтобы беспрекословно — охотно, с радостью, бегом. Бет свою власть почти не замечала. На ее взгляд, по-видимому, все шло так, как и следовало. Конечно, я и сам с радостью позволил бы ей вить из себя веревки всех сортов, но это другой сюжет. И, кстати, на мою свободу и независимость Бет не посягала, а как раз наоборот. Я оставался подчеркнуто свободным — самым свободным человеком в ее окружении. Собственно, это можно сформулировать иначе: я не был ее подданным.