Внезапно возник глухой скрипучий шум, и массивный алый бок метеорита, казалось, пошевелился. Судно наклонилось еще больше, и метеорит двинулся с ним вместе. Глинн уже не был уверен, корабль ли задает движение метеориту или наоборот. Метеорит сместился к краю люльки, рискуя перевалиться через него. Слышался треск ломающегося, расщепляющегося дерева. Двадцать семь градусов. Двадцать восемь.
Корабль вздрогнул, замер и стал выпрямляться. Глинн облегченно перевел дух. Двадцать восемь градусов. Вполне в пределах допустимого. Метеорит вернулся на свое место в люльке, вызвав чудовищное содрогание. Скрежет металла мгновенно прекратился. Смолк вой ветра и грохот воды за корпусом. Корабль спускался к подошве волны.
Глинн обежал взглядом танк. Первое, что здесь необходимо сделать, — подтянуть цепи, ближайшие к метеориту. Они были так спроектированы, что с этим мог справиться один человек, используя снабженные моторами натяжные устройства, подсоединенные к каждому узлу, где предусмотрена возможность подтягивания. Он был удивлен, что Гарса не сделал этого до сих пор.
Глинн быстро вскарабкался к основному узлу подтяжки и включил механизм. Индикатор загорелся нормально, устройство было в прекрасном рабочем состоянии. Судно продолжало опускаться к подошве приближающейся волны, что давало покой и устойчивость для выполнения необходимой работы.
Глинн двинул рычаг вперед и с удовольствием увидел, как снова натянулись провисшие при сдвиге метеорита большие обрезиненные цепи. Почему Гарса этого не сделал? Причина проста: он запаниковал. На миг Глинн почувствовал разочарование в своем доверенном начальнике строительства. Это не похоже на Гарсу, совсем не похоже. Как много людей его подвели. По крайней мере, он сам никого не подвел.
Все цепи натягивались с легкостью, и он обратился к Паппапу:
— Возьмите инструменты, — сказал он, указывая на ящик, оставшийся после ухода Гарсы.
Корабль поднимался и снова наклонялся. Цепи напряглись и потом с резким бренчанием ослабли. Глинн присмотрелся к ним при тусклом освещении и увидел, что на самом деле Гарса уже пытался их подтянуть. Зубья на шестернях механизма выкрошились, а четырехдюймовый стальной храповик обломился. Механизм стал бесполезен.
Корабль начал подъем. Глинн услышал голос сверху. Он выбрался из-под оплетки и посмотрел наверх.
Салли Бриттон вышла на мостки. Она сохраняла естественное благородство осанки, которое так его поразило, когда он ее увидел впервые, спускавшейся по залитой солнцем лестнице вечность назад. Его сердце дало неожиданный сбой. Она передумала. Она решила остаться с кораблем.
Бриттон вынуждена была переждать долгий подъем танкера, сопровождаемый скрежетом. Они смотрели друг на друга, пока метеорит качался в своей люльке, а корабль словно выл от боли. Когда это закончилось, Бриттон крикнула:
— Эли! Корабль разваливается!
Глинн почувствовал острое разочарование, она вовсе не передумала. Это только отвлекало его. Он снова сосредоточил внимание на люльке. Теперь он видел: чтобы закрепить камень, нужно подтянуть болт на цепи над верхушкой метеорита. Придется сделать вырез в покрышке. Это простое дело. Нужно вручную подтянуть всего шесть дюймов. Он начал карабкаться наверх по ближайшей цепи.
— Эли, пожалуйста! Нам оставили спасательную шлюпку. Бросьте эту штуку и пойдемте со мной!
Глинн забрался наверх, Паппап с инструментами влез следом за ним. Нужно сосредоточиться на деле, не позволять себя отвлекать.
Добравшись до верхушки метеорита, он с удивлением увидел небольшой прикрытый вырез в брезенте. Как он и ожидал, болт верхней цепи затянут не был. Когда корабль стал снова подниматься на волну и наклоняться, он попытался завернуть гайку.
Никакого движения. Он не понимал, не мог понять, под каким колоссальным, невообразимым напряжением находится болт.
— Подержите этот ключ, — сказал он.
Паппап с готовностью схватил инструмент своими жилистыми руками.
Судно еще наклонилось.
— Вернитесь на мостик, Эли, — сказала Бриттон. — Еще есть время открыть сброс. Мы оба можем выжить.
Глинн взглянул наверх, отвлекшись от борьбы с болтом. В ее голосе не было мольбы, это было бы не в стиле Салли Бриттон. В нем звучала терпеливость, благоразумие и убежденность. Он был огорчен.
— Салли, — сказал он. — Умрут только те, кто достаточно глуп, чтобы пересесть в спасательные шлюпки. Если вы останетесь здесь, вы останетесь живы.
— Я знаю свой корабль, Эли, — ответила Бриттон.
Встав на колени, он еще раз попытался затянуть гайку. Кто-то уже хотел сделать это до него — на металле были свежие царапины. Когда корабль наклонился, он почувствовал, что метеорит сдвинулся. Глинн устроился более надежно, вставив обе ноги в звенья цепи. Он до предела напряг все свои силы, но гайка не двигалась. Передохнув, вновь принялся за дело.
Крен все возрастал.
Бриттон заговорила из темноты наверху, повысив голос, чтобы он мог ее слышать сквозь шум.
— Эли, мне хотелось бы с вами пообедать. О поэзии я знаю не так уж много, но я поделюсь с вами всем, что знаю. Мне бы этого очень хотелось.
Метеорит дрогнул, и Глинн держался обеими руками, когда тот стал опрокидываться вместе с кораблем. Сверху свисали веревки, прикрепленные к пластине фильтра-пресса танка. Глинн быстро обвязал одну из них вокруг пояса, чтобы удержаться на месте. Он опять вооружился инструментом. Четверть оборота — все, что ему нужно. Крен корабля замедлился.
— И я могла бы полюбить вас, Эли…
Глинн неожиданно остановился и посмотрел наверх, на Бриттон. Она пыталась что-то еще сказать, но ее голос тонул в нараставшем визге измученного металла, резонирующем в огромном пространстве танка. Ему хотелось смотреть бесконечно на ее миниатюрную фигуру на верхних мостках. Ее прическа развалилась, золотистые волосы небрежно рассыпались по плечам и блестели даже при слабом освещении.
Глядя на нее, он вдруг осознал, что корабль не выравнивается. Отвел от нее взгляд, посмотрел сначала на болт, потом на Паппапа. Старик улыбался, с его длинных тонких усов капала вода. Глинн разозлился на себя за то, что позволил себе отвлечься от проблемы, которая требует решения.
— Плоскогубцы! — крикнул он Паппапу, перекрывая вопли металла.
Судно очень сильно накренилось, звуки рвущегося металла оглушали. Рукой, дрожащей от усталости, Глинн вытащил карманные часы, чтобы в который раз определить угол наклона. Он держал их за цепочку, а они не прекращали раскачиваться взад-вперед. Глинн попытался остановить колебания, но часы проскользнули у него между пальцев, полетели вниз и вдребезги разбились о бок камня. Он видел, как маленькие блестящие кусочки золота и стекла брызнули по красной поверхности и исчезли в глубине танка.
С пугающей неотвратимостью опрокидывание судна ускорилось. Или это ему кажется? Ничего подобного просто не может быть. Чтобы конструкция выдержала, было заложено двойное обеспечение. Расчеты не раз проверялись и перепроверялись, все, что могло привести к неудаче, было учтено.
Тут он почувствовал, что метеорит под ним двинулся. С треском разорвался брезент, оплетка стремительно разлеталась. Внезапно все поле зрения Глинна заполнил своей краснотой метеорит, похожий на огромную кровавую рану, и поехал мимо, опутанный веревками и кабелями, срывая заклепки, которые летели, как пули, и рикошетили от переборок. Корабль все круче и круче заваливался набок. Глинн стал карабкаться изо всех сил, пытаясь развязать веревку на поясе, но узел был таким тугим, таким прочным…
Возник неописуемый звук, словно разверзлись одновременно небеса и бездна внизу. В мощном искровом ливне разорвался танк, и метеорит — неуклюжий гигант, похожий на осторожного зверя, — покатился в темноту, утаскивая с собой Глинна. Мгновенно стало темно, и он почувствовал поток холодного воздуха…
* * *Тонко звенел хрусталь, слышались голоса. В зале было многолюдно в этот благоуханный вечер четверга. Здесь собрались любители искусства и богатые парижане. По другую сторону скромного фасада ресторана затянутая дымкой осенняя луна изливала легкое мерцание на округ Маре. Глинн улыбнулся Салли Бриттон, сидевшей напротив него за столом, покрытым скатертью из белого дамаста.