— А все-таки лихие моряки, чёрт бы их взял! — не мог не оценить Золотов.
Однако усмешка тут же сбежала с его лица: катерок ловко, незаметно подбросил рыболовную сеть, которую погранкатер и намотал, к счастью, намоталась она только на один из четырех винтов, — иначе катерок словчил бы и уйти.
Наконец его поймали и обратали.
Очень маленький, но все же мореходный, с довольно сильным для него мотором, по спокойному морю он еще мог ходить почти безопасно, но то, что он уцелел этой ночью, было чудом. Обледеневший снаружи, хлюпающий водой внутри — видно, ее беспрерывно откачивали, — исхлестанный волнами катеришко выглядел, как турецкий парусник после сражения у Чесмы.
Выйти на нем нынче в море могли отважиться лишь глупцы или безумцы. Но удержатся в такую погоду только очень хорошие моряки.
Их оказалось трое. Откуда они еще брали силы вести это жалкое суденышко, да еще удирать от погранкатера, на что надеялись, — оставалось совершенно непонятным. Состояние их было жалким. Одного сразу уложили на койку, два других еще кое-как держались на ногах.
И каково же было Золотову, когда он, нырнув в горловину люка, увидел в кубрике, — вместо ожидаемых, матерых волков, трех ребят — посиневших, дрожащих, измученных.
Двум было лет по шестнадцати (один из них лежал), третьему не больше четырнадцати.
— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — не удивленно, а скорее испуганно воскликнул капитан-лейтенант. — Кто вы, откуда ваялись?
Ребята не отвечали, исподлобья, с вызовом и затаенным страхом глядя на людей в грозных штормовых доспехах.
— Стоп! — догадался командир. — А уж не из «Устья» ли вы, Синбад-мореходы?
— Точно! Они, товарищ капитан-лейтенант, — улыбнулся кто-то из матросов. И все заулыбались.
Слово «товарищ» произвело на ребят магическое действие. Младший вдруг всхлипнул и уткнулся лицом в грубую просоленную куртку офицера. А старший как-то сразу потеплел, размяк и вроде тоже заморгал.
— Ну, полно, полно… Чего же это… Все уже позади, — прижал к себе младшего капитан-лейтенант. Молодцы ребята, просто молодцы! Настоящие моряки!.. Но скажите, друзья, — что это вы с нами кошки-мышки, затеяли?.. А?..
— Боялись, — всхлипнул, шмыгнул носом младший.
— Чего боялись? Достанется?
— Нет. В плен боялись.
— Какой такой плен? — давай, говори, — велел старшему Золотов. Тот нахмурился, опустил глаза:
— Потерялись мы, звезд нет, мотает… Блукали, блукали, решили — за границей давно уже… Ну и вас — за тех приняли… Если бы ваши… Не по-русски… — я бы ни за что… — парнишка судорожно глотнул и замолчал. Матросы притихли. Улыбка сошла, с лица офицера.
Командир порывисто притянул ребят к себе, обнял их и тут же легонько, ласково оттолкнул. Мальчишкам показалось, будто в глазах этого огромного в своих доспехах, плечистого и мужественного офицера что-то дрогнуло и блеснуло.
Повернувшись, он вроде как сердито бросил через плечо подчиненным:
— Обсушить, обогреть. И вообще…
И, резко задернув «молнию» куртки, взбежал по трапу.
К утру распогодилось. Даже потеплело. Море стало спокойнее.
Ветер сник, и только зыбь мерно колыхала уставшую злиться, посветлевшую воду.
Ребята уже отошли и рассказали, как они вздумали тайком пройтись на катерке рыбколхоза и были застигнуты непогодой.
На подходе к порту они вдруг «взбунтовались» и потребовали, чтобы их пересадили в их катерок, что тянулся за кормой на буксире. Хотя сам по себе факт буксировки уже не делает чести моряку, но буксир буксиру — рознь. И — кто знает! — но сложной мальчишеской психологии, вероятно, идти на поводу у боевого пограничного корабля было даже особо почетным.
Во всяком случае, в требовании звучала определенная морская гордость, и командир дал сигнал застопорить дизеля.
Мальчишек пересадили.
На рейде, близ входа в порт, капитан-лейтенант устало стянул с головы шлем, причесал пальцами волосы и просунул шлем в рубку, где возвратившийся с «Тритона» старший лейтенант наводил порядок в своем штурманском хозяйстве:
— Петр Васильевич, дай мою фуражку…
Не глядя, Санаев принял шлемофон, передав в обмен щегольскую фуражку командира.
— Пожалуйста. Потеплело?
— Спасибо… Так ведь не декабрь — февраль кончается.
— В самом деле? Скажи, пожалуйста!.. — равнодушно удивился старший лейтенант, поглощенный своим занятием.
Лихо, чуть набекрень, надев фуражку, Золотов посмотрел на часы: ровно восемь…
— На флаг… Смирно! Флаг поднять! — раздалась команда на кораблях. Замерли бело-черные шеренги на палубах эсминцев и крейсеров. Приветствуя собратьев, застыли «смирно» матросы и старшины на катере. Взоры их устремились к своему флагу, неяркое, прокаленное солнцем, исхлестанное ветрами и непогодой сине-зеленое полотнище которого не спускалось в эту ночь. Строгие глаза на молодых, усталых сейчас, лицах светились верностью и преданностью боевой святыне.