Эта зрелость пришла нелегкими путями. Родившись в канунные годы Октябрьской революции, он с матерью — солдатской вдовой в самом раннем детстве так же, как и многие дети Октября, перенес лишения и тяготы первых лет революции, гражданской войны и разрухи. Затем жизнь поставила его, неокрепшего подростка, к ученическим станкам одной из школ ФЗУ города Коврова. Там же, на Ивановщине, на экскаваторном заводе, он становится молодым рабочим, слесарем, передовиком, комсомольцем — достойным представителем нового рабочего класса.
Жизнь идет своим чередом… К концу тридцатых годов мы видим Алексея Лопатина в стенах военного училища, затем лейтенантом — офицером-пограничником, начальником одной из застав на Буге. Двадцать месяцев тому назад ом, только вступающий на боевой путь военного, предстал перед начальником штаба пограничного училища. Когда Алексей Лопатин узнал, что его хотят послать на заставу в Среднюю Азию, он твердо попросил:
— Направьте меня на западную границу! Туда, где от немецкой пули когда-то погиб мой отец…
Просьба молодого лейтенанта была принята, и вот он здесь. Его разделяет лишь полоска Буга, чуть больше ста метров, от потомков кайзеровских солдат, некогда оборвавших жизнь его отца, которого он ни разу в жизни так и не увидел.
Здесь, на Буге, рядом с ним находятся те, кто впоследствии, через несколько дней, вступит в неравный бой, обессмертивший имя Лопатина, кто кровью своей скрепит эту бессмертную славу. Кто же они, его соратники, преданные друзья, достойные его современники?
Биографии них людей нам почти неизвестны. Мы знаем только, что костяк заставы составлял цвет народа — сынов рабочего класса, потомков иваново-вознесенских ткачей, ленинградских пролетариев, московских революционных рабочих. Мы знаем, что правая рука Лопатина — политрук Павел Иванович Гласов — его земляк с Ивановщины, родины стахановского движения в текстильной промышленности. Мы знаем также, что пограничник Николай Сорокин — сын старого рабочего, тоже с Вычуги, сам бывший слесарь фабрики «Красный Профинтерн». Мы можем догадаться, что ивановцы принесли с собой на заставу традиции ивано-вознесенских рабочих, славные фрунзенские традиции; что то же революционное веяние, ленинградец замполитрук Ефим Галченков перенес в Прибужье с далеких невских берегов, с колыбели революции; что москвичи Герасимов и Конкин были достойными представителями рабочей столицы в маленьком гарнизоне заставы. Нам мало известны обстоятельства их жизни, но то, что известно, достаточно, чтобы понять истоки мужества и стойкости этих людей.
Известно, что в субботу на рассвете, за сутки до начала войны, вернувшись на заставу, пограничный наряд доложил лейтенанту Лопатину о продолжавшемся всю ночь за Бугом приглушенном шуме моторов, о том, что они, пограничники Зикин и Давыдов, заметили немецких офицеров, под покровом ночи осматривавших берег. Известно также, что после этого в канцелярии заставы состоялась продолжительная беседа между Лопатиным и политруком заставы Павлом Гласовым. Никто не присутствовал при этой беседе, она тоже канула в вечность. Можно только предположить, что беседа была задушевной, важной и согласной, что коммунист Павел Гласов изложил свою, партийную точку зрения на все происходящее, а Лопатин вполне с ним согласился. Когда разговор закончился, и дверь канцелярии распахнулась, проходящие мимо пограничники услышали только заключительные слова.
— Будем готовы! — сказал политрук.
— Будем готовы! — ответил ему тихо начальник заставы.
Одно дело — готовность к опасности, к беде, другое — сама беда, сама опасность в действии. Пожалуй, многие и многие советские люди знали в те дни, что «горбатого могила исправит», что никакие договоры о ненападении не изменят хищной породы фашистов, не удержат их от волчьих повадок, от разбойничьих нападений. Но кто знал — когда и как это будет?! Кто представлял себе, в какой миг мир кругом изменит свои очертания — голубое небо станет грозным, твердая земля шаткой, а живительный воздух будет напоён смертью? Кто мог предвидеть, где точно и каким образом ему придется переступить грань между миром и войной? Никто! И когда разразилась война, она до глубины души потрясла каждого своей неожиданностью, грохнула над головой внезапной грозой.