Сейчас будет прощание... За давностью времени последние слова Лопатина вспоминаются современниками по—разному, но красной нитью во всех вариантах проходят его слова: «Живым не сдамся»... Это он думал о тех, кто оставался за гранью жизни и смерти. Это эстафетой будущим поколениям передавал он свое решение — жизни не пожалеть за Родину. Не в утешение ведь жене были сказаны эти слова. Жена и так чувствовала, что видит его в последний раз...
Вдумываясь в трагическую развязку обороны тринадцатой заставы, в судьбу ее героев, вспоминая дальнейший ход истории, можно понять, что, несмотря на все грозные трагические события, здесь смерть героя не означает поражения, а предвещает победу, победу человеческого духа над смертью.
Сама жизнь это подтверждает. Когда семьи пограничников, удачно вырвавшись из блокированной заставы, после мытарств и злоключений военного времени вернулись в Скоморохи, жители села — Баштыки, Карпяки и другие,— несмотря на гитлеровский террор, встретили их распростертыми объятиями. В условиях немецкой оккупации, с опасностью для собственной жизни они спасли детей и жен погибших героев. Это произошло не потому ли, что на глазах крестьян села свершались события, свидетельствующие о величии духа советских людей?! Тринадцать дней и ночей стойко сражалась горстка советских солдат против огромной военной машины гитлеровцев... Не означало ли это для жителей окрестных сёл победу, а не поражение?!
И еще раньше, когда бывшие батраки польских панов на этих западноукраинских землях дождались прихода «Советов», когда в 1939 году сюда пришли пограничные заставы, когда начали организовываться колхозы и такие люди, как Лопатин и Гласов, помогали крестьянам в их начинаниях, разве тогда еще не решили жители Скоморох, что к прежней жизни, к прежнему панскому гнету нет и не должно быть возврата?! Ведь именно за это и отдали свои жизни Лопатин и Гласов. Еще до того, как люди заставы стали героями, они принесли сюда, на западные земли Украины, свой огромный революционный опыт, опыт людей труда и народного дела, и это сплотило силы новых граждан Советского Союза для строительства новой, счастливой жизни.
Кровь героев еще больше сцементировала советский народ — в этом огромная их доля, можно сказать, львиная доля в Победе. Пролитая кровь героев явилась большим вкладом в победный исход Великой Отечественной войны.
Пройдитесь по землям, где некогда гремели бои, вдумайтесь в течение жизни, и легко придете к мысли, что именно стойкость наших людей в дни смертельной опасности, нависшей над нашей Родиной, именно их верность долгу и обеспечили возрождение нашего советского благополучия, нынешний духовный расцвет советских людей...
Еще одно... На местах, где когда—то рушились стены застав, выросли новые заставы. Сюда пришли новые люди — большей частью молодые, большей частью из тех, кто родился накануне войны, кто лишь понаслышке, по книгам, по кинофильмам знает о великом подвиге советских солдат в Отечественной войне. Они лишь смутно, сквозь сетку, далеких детских воспоминаний представляют себе те героические дни, А кругом — граница. Она требует от своих солдат тех же качеств, той же стойкости, таких же чувств и стремлений, что и тогда...
VА кругом граница, жестокая граница... Она предъявляет к пограничникам суровые, поистине жестокие требования: будь тверд всегда, будь стойким, отважным, бдительным на каждом шагу!
Помнится, лет десять назад ясным солнечным воскресным днем в гости к пограничникам приехала делегация. Состав ее был необычный, большей частью — девичий. Было, правда, несколько юношей с заводов и учреждений города, а в основном преобладали девушки комсомольского возраста.
По тем временам приезд шефов считался редким явлением, и сопровождать гостей в пограничной зоне взялся «сам» Сурженко, доблестный ветеран границы, сухопарый, жилистый, высокого роста, немного сутуловатый полковник, по происхождению — казак, в душе — природный воин. Чтобы дополнить его внешний облик, можно добавить следующий штрих. Очевидцы рассказывают: подойдет, бывало, Сурженко в спортивном городке к неумелому пограничнику, слегка отстранит его от турника, скинет китель, возьмется жилистыми руками за перекладину, и давай крутить «солнце» — аж в глазах зарябит. Легко спрыгнет, ровно дыша, оденет китель и, спокойно отряхивая руки, перед уходом кратко скажет пограничнику: