Вскоре родители получили от молодого солдата первое письмо: «Вот я и в армии. Сразу узнал ее „прелесть“. Гоняют день и ночь. В ушах чуть не лопаются перепонки от команд. Сержанты нам попались горластые и злые. Им нельзя сказать против слова, сразу дают наряд вне очереди. Несколько раз был рабочим по кухне, чистил картошку. Чистить надо много, а она грязная и корявая. Дважды убирал в туалете. Противно, но что сделаешь? Кормят здесь однообразно, чаще дают на второе каши разные. Я их дома терпеть не мог. Выпивать не разрешают даже по праздникам. Будете слать посылку, водку не кладите — отберут. Вообще лучше присылайте деньги. Посылки здесь принято делить на всех. Сейчас я на учебном пункте. Ходим везде строем, даже в столовую, да еще хочешь-не хочешь — заставляют петь песни. Спать раньше отбоя не разрешают, а после подъема бегаем, как сумасшедшие. Все сутки разбиты на распорядок, и от него — ни на шаг. Да, со мной вместе служит Вовка Литвиненко, мой бывший одноклассник. Я его в школе не очень любил. Здесь он здорово выслуживается. Уже получил благодарность. Вы думаете за что? За добросовестное отношение к служебным обязанностям. Ха-ха! Все! Кричат. Бегу строиться…»
В этот же день семью Верескунов навестила мать Владимира Литвиненко. Она принесла письмо своего сына и с радостью сообщила, что Богдан и Володя служат вместе. Письмо прочитала вслух:
«…Вот я и солдат. Выдали нам форму (хлопчатобумажную и парадную), личное оружие и зеленые погоны. Надели мы форму с гордостью. Сразу все изменились, друг друга на первых порах не узнать. Хлопчатобумажная на нас сидит пока не совсем ладно, потому что она новая и носить мы ее еще не научились. Но парадную, кто ни примерит — прелесть! Пришлю фотокарточку — посмотрите. Удивительная вещь — на „гражданке“ я не замечал за собой медлительности. Она мне не мешала. Здесь же нерасторопность видна на каждом шагу. И еще я заметил, что выносливость солдата не имеет предела. Можно долго-долго быть на ногах, спать иногда только по четыре часа в сутки, а потом — опять на ногах, и ничего — жив и здоров. А главное я понял, что мне без армии обойтись было нельзя — здесь из меня сделают настоящего мужчину. Физически уже окреп, чувствую, что мои мышцы наливаются свинцом. Стал я стройнее, подвижней и внимательней. Ем с большим аппетитом, успел поправиться на два килограмма. Если пойдет так дальше, через год превращусь в богатыря.
Командиры у нас строгие, но справедливые и заботливые. Это очень заметно. После учебного пункта нас отправят на границу. Ждем с нетерпением этого дня. А ведь это здорово — охранять государственную границу СССР! Такое доверяют не всем.
Сообщаю еще одну приятную весть. Здесь же служит мой одноклассник, Богдан Верескун. И хотя нам не довелось подружиться в школе, приятно служить с таким товарищем — есть о чем поговорить, есть что вспомнить. Хорошо, если попадем с ним на одну заставу. Сейчас сидим в Ленкомнате. Он тоже пишет письмо.
Завтра у нас волнующий день в солдатской жизни — принимаем военную присягу. Другими словами — даем торжественную клятву на верность Родине. Присягу выучил наизусть. Какие в ней емкие, берущие за душу слова. А вот от этих мурашки по спине бегают:
„Если я нарушу мою торжественную клятву, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся“.
Личное время истекает. Кончаю. Пишите больше о себе, о нашем замечательном городке…»
Это крохотное селение с несколькими одноэтажными зданиями, обрамленное кирпичным забором с широкими воротами, походило издали на многие другие, разбросанные в разных уголках страны. Расположенное вдали от крупных населенных пунктов, оно на расстоянии напоминало или геологическую базу, куда время от времени съезжаются геофизические и сейсмические партии, или только что обосновавшийся животноводческий совхоз. Протяжное конское ржание и неровное урчание трактора усиливали впечатление, что здесь располагается именно сельскохозяйственная организация.
Вот послышался звонкий собачий лай и, словно он послужил тому сигналом, застрекотали автоматные очереди.
Все это рассеивало прежние впечатления и приводило к реальной действительности — молодые солдаты подъезжали к пограничной заставе. Над ней рельефно возвышалась наблюдательная вышка. В общей гармонии звуков теперь вызывало недоумение урчание трактора.