Пенсию старик каким-то образом выхлопотал. Однако не умел он жить экономно: пенсионных денег хватало ненадолго, с выпивками — на неделю, не больше. Пил и кормился Филимон в основном за счет милостыни. Ночевал на окраине города в ветхой глиняной времянке, брошенной кем-то за ненадобностью. Старика в общем-то устраивало это крохотное жилище, отдаленное от шумных и чистых улиц. А главное, кладбище с небольшой церквушкой — рукой подать. Ведь если толком разобраться, то и оно дает Филимону какой-то доход. В большие религиозные праздники собирал он здесь подаяний не меньше, чем в воскресные дни на рынках. Не брезговал старик и цветами, живыми и искусственными, бережно уложенными на могилах. Им же, прихожанам, и продавал он по дешевке эти цветы на другой день у входа на кладбище.
Так бы тихо и скверно докоротал старый вор свою жизнь, если бы в это памятное ему воскресенье не встретил Козла.
Тот объявился нежданно-негаданно. Бросил в протянутую фуражку металлический рубль как бы между прочим спросил:
— Давно, отец, в бога веруешь?
— С войны… с войны проклятой, — привычно соврал Филимон. — Как всю семью расстреляли…
— Отойдем! — властно сказал подошедший и направился к туалетной. Филимон покорно засеменил вслед.
— Н-да! Времечко! — рассматривая попрошайку, произнес Козел. — Что оно с людьми делает! Не узнаешь, Тихоня?
Филимон, услышав свою давнишнюю воровскую кличку, вздрогнул, виновато заморгал слезливыми глазами.
— Всмотрись, вспомни, — интриговал собеседник.
— В пасть тебя! — всплеснул руками Филимон. — Козел! Домушник! Вот это встреча! — старик завертелся около давнишнего приятеля.
— Ша! Не наводи крючков! — урезонил Козел.
— И ты не завязал? — глаза Филимона блестели радостью. Он пытался вспомнить, когда последний раз видел своего знакомого.
— В сороковом, в Одессе-маме, — подсказал тот.
— А ты, вижу, по-прежнему живешь красиво, — заметил Филимон, рассматривая опрятно одетого и еще довольно-таки крепкого человека, с коим связывала его лет десять опасная воровская жизнь. — Сколько тебе?
— Пятьдесят два.
— Молодой, — не без зависти выдохнул Филимон. — И зубы целые.
— А вот ты, старикан, сел мелко, — беспощадно резанул Козел. — Доходяга!
Филимон виновато развел руками, — что, мол, с ней лютой, старостью, поделаешь?
— Крыша есть? — деловито осведомился дружок.
Филимон засмеялся.
— Выкладывай! — потребовал Козел.
— В конуре живу, как старый пес…
— Один?
Филимон кивнул.
— Устраивает. Пошли…
Из такси вышли, как только доехали до кладбища. Предусмотрительный Козел дальше решил пройтись пешочком — таксисты народ смекалистый.
Выпивали сдержанно, ели сытно. Филимону не терпелось поболтать о лихом былом, похвастаться, но приятель неохотно поддакивал, сосредоточенно думая о чем-то своем.
— Связи держишь? — угрюмо спросил гость.
— Перелетные Тихоню не забывают, — вспоминая когда-то привычный жаргон, соврал Филимон, давным-давно покинутый всем воровским миром. Да и есть ли сейчас этот мир, былые малины, старый карманщик не знал.
— В городе, толкую, свои есть? — переспросил собеседник.
И снова Филимон соврал. Стыдно было признаться, что никто из воришек в этом городе с ним не якшается.
— Есть, но зелень одна…
— Паспорт нужен, — потихоньку раскрывался Козел. — Паспорт с местной пропиской. Но чтоб возраст и вывеска подходящими были…
— Это можно, — опрометчиво пообещал Филимон, а сам подумал: «Где я ему возьму? Заново надо искать щипачей».
— Завтра нужен, — назначил срок гость.
— Повременишь, — оттягивал время Тихоня. — Фрайера сходного не сразу сыщешь. Да и работнуть надо чисто.
— Завтра, — настойчиво потребовал Козел и бросил на раскладушку пачку десятирублевок. — Кусок здесь, тысяча. Чуешь?
— О-го! — Филимон схватил тугую пачку. Засуетился, но тут же спохватился, небрежно швырнул ее под матрац, похвастался: — Сколько их через мои руки прошло! Дворцы можно было отгрохать, пароходы купить…
— Завтра, — уже спокойно напомнил приятель, наливая коньяк в почерневшие от густого чайного настоя стаканы.
Гостю Филимон уступил раскладушку, а сам, бросив лохмотья на пол, прилег рядом.
— Сколько здесь до поселка? — спросил Козел, опрокинувшись на лоснящуюся от грязи постель. Он назвал дачное место, расположенное рядом с границей.