— Знаю, — осведомленно сообщил начальник заставы. — Наш наряд семейку барсов видел: самку и троих подростков.
— Вон как! — обеспокоенно сказал Ораз. — И опять же, граница рядом. Сам говоришь, что важнее всего в этих местах двуногих вовремя заметить. Это по одной линии, пограничной и дружинной, а для совхоза поголовье сохранять нужно.
— Барс, нет слов, зверь страшный. Но хозяева здесь мы с вами…
Начальник заставы не договорил, вздрогнул от оглушительного рева.
— Фу, дьявол! — выругался он. — Так заикой можно сделаться.
Переждав, когда ишак накричится, гость посмотрел на фосфорный циферблат наручных часов.
— Ровно четыре. Как петух. По нему можно время сверять. Мне пора. Завтра с кем-нибудь пришлю овчарку. Сторожевая, шести лет. Тебе понравится… И о транзисторе подумаем.
Ораз удовлетворенно кивнул.
— Ну, будь здоров!
— Хош!
Чабан стоял и смотрел вслед ускакавшему всаднику, пока не стало слышно цокота копыт.
С рассветом Ораз взял кетмень, выбрал местечко между двумя холмиками, вырыл яму. Акбай крутился рядом, следя за необычным занятием хозяина. Пастух вернулся в палатку, достал ружье и позвал Акганжик. Сука не поднялась. Тогда он взял ее за ошейник, поставил на передние лапы. Собака снова легла, плотно положив голову на песок.
— Идем, Акганжик, Видно, аллах на нас разгневался. Болезнь-то у тебя непонятная… А что я могу поделать?
Собака не поднималась. Ораз опять взял ее за ошейник и потянул за собой. Сука упиралась задними лапами, скулила. Акбай забегал вперед и отчаянно вилял хвостом, по-собачьи унизительно просил хозяина отказаться от своего намерения.
У ямы обессилевшая сука легла на живот, покорно вытянула голову. Тело собаки мелко-мелко дрожало. Ораз посмотрел ей в глаза, и у него защемило сердце. На больших карих глазах собаки навернулись слезы. Он поднял двустволку… В этот момент Акбай тронул его лапой за ногу.
— Пошел вон! — прикрикнул чабан. И тут пес по-волчьи вздернул морду, завыл протяжно и жалобно.
— Прочь! — не своим голосом закричал Ораз и, резко повернувшись, выстрелил…
Когда яма была зарыта, чабан, тяжело ступая, пошел к палатке.
— Акбай! — окликнул он пса. — Акбай!
Собаки поблизости не было. Не появилась она и к ночи, не пришла и на другой день…
Коротка весенняя ночь на юге. Любят ее пограничники. Нарушитель границы, прикрываясь темнотой, далеко не уйдет, а в светлое время его всегда задержать проще.
Ефрейтор Колышкин и рядовой Димченко в эту ночь лежали в густых зарослях гребенчука. Напряженно вглядываясь в темноту, солдаты прислушивались к ночной, удивительно чуткой пограничной тишине. На границе в любую минуту может произойти то, ради чего воины укрылись с оружием в руках.
— Курнуть бы разок! — мечтательно произнес Димченко. Колышкин повернул к напарнику голову. И хотя Димченко не видел выражения лица старшего наряда, по блеску глаз понял, что допустил оплошность. «После смены устроит разгон, — решил Димченко. — У самого, наверно, уши пухнут, а марку старшего выдерживает. Рисуется! Как же, второй год служит!..».
Мысли Димченко резко оборвались. Он почувствовал прикосновение ефрейтора.
— Смотри прямо на скалу, — прошептал тот.
До слуха доносился едва уловимый шорох.
— Вижу… В белой рубашке. Кто это?!
— Нарушитель!
Метрах в ста от пограничников на фоне темной скалы бледно выделялось белесое пятно. Оно двигалось в сторону границы.
— Приказываю бесшумно перекрыть вход в ущелье, — шепотом распорядился ефрейтор. — Я иду на сближение. Во всех случаях действуйте по инструкции. — И неофициально: — Хладнокровнее, Володя. Не горячись…
Димченко был уже у входа в ущелье, когда услышал громкое пограничное: «Стой! Руки вверх!». И две минуты спустя: «Стой! Стрелять буду!».
Раздался выстрел, за ним две короткие очереди. Димченко побежал к месту схватки.
— Сюда! — услышал он негромкий голос ефрейтора.
— Убил?!
— Убил, — глухо ответил Колышкин и добавил с едва уловимой иронией: — При попытке к бегству.
Димчено робко подошел к белому, странно распластавшемуся предмету.
— Кто это?! Барс!
— Нет, собака. А это, — ефрейтор потрогал что-то черное, — ягненок. Тепленький еще…
— Ничего не понимаю! — нараспев произнес молодой солдат и развел руками.
— На первом году службы и я многого не понимал…
К месту происшествия прибыла тревожная группа. Возглавил ее сам начальник заставы. Офицер молча и мрачно смотрел на убитую собаку, потом выпрямился, расправил куртку и, ни к кому не обращаясь, произнес: