— Зачем это так, дедушка?
— Слава аллаху, нашему всевышнему, — ответил Берды-ага и сытно рыгнул. — Люди стали жить хорошо…
— Не аллаху, дедушка, а Коммунистической партии слава. Ее это заслуга.
В краску бросило старика. Крякнул он, поднялся и вышел из помещения. Через минуту с улицы раздался его хриплый голос. Берды-ага на чем свет стоял за что-то ругал понурого ишака. Минут через пять вернулся к гостям. Парни беспечно лежали на кошме, удобно подложив подушки под головы, и курили сигареты. По их разморенному виду старик понял, что уходить они не торопятся. «Гости нужны, как воздух, — вспомнил старик поговорку. — Но если этот воздух вовремя не выйдет обратно, можно задохнуться».
— Напрасно вы так, дедушка, аллаха хвалите, — опять заговорил Владислав, видимо, по молодости своей не догадываясь, как грубо наступает на больное место собеседника. — Зря перед ним преклоняетесь. Религия — опиум народа.
— В коране сказано, что всякий, кто неправедными устами богохульствует, покарается аллахом за содеянное.
— Вы, дедушка, меня не поняли, — солдат привстал на колено. — Я говорю, что всякая религия: мусульманская, христианская или еще там какая, — яд для народа. И ваш коран, и нашу библию написали не святые, а попы, ишаны. Так людям они затуманили мозги, что до сих пор от пережитков старого не отделаемся. Подумать только: девушку в Средней Азии, как вещь, как ишака, за калым продавали. До чего же дики законы шариата!
Вулканом закипело в груди старика. Он готов был взять неверного за шиворот и энергично показать ему дорогу за порог.
— Я понимаю, понимаю, дедушка, что вам трудно сразу отказаться от аллаха. Но могу завтра же вам доказать, что ни бога христианского, ни мусульманского аллаха нет вообще.
Плюнул старик с досады, отвернулся, но любопытство взяло верх. Этот сосунок берется доказать невозможное. Удобный момент его проучить.
— Завтра, говоришь?
— Угу. Могу начать сегодня.
— Начинай.
— Пожалуйста, — Владислав встал. — Вот вы, дедушка, можете всю ночь молиться, просить аллаха, чтобы он завтра не затмил солнца. У вас ничего не получится. Завтра в полдень светило все-таки померкнет. И не тучи его закроют, а луна. Несколько минут будет темно.
Старик ухмыльнулся в бороду.
— Только аллах один знает, что будет завтра, и не смеши меня, парень, своими небылицами.
— Не аллах, а я, комсомолец Владислав Морозов, говорю вам точно — закроется.
Берды-ага никогда грамоте не учился, а в силу этого, разумеется, газет не читал. Никто ему из аульчан о предстоящем неполном солнечном затмении не говорил — то ли забыли, то ли не решились. Старик был уверен в своей правоте и, уже внутренне торжествуя победу, сказал;
— Я сбрею свою седую бороду, если завтра луна закроет солнце. А что ты сделаешь, парень, если так не будет?
— Будет, — ничего не обещая, сказал за друга Мерген.
— Но если не закроет, тогда чтоб вашей ноги здесь близко не было! — сердито сказал старик.
— Договорились, дедушка…
Берды-ага провел ночь в томительной бессоннице. Разбередил в нем русский пограничник старую рану, заныла она тупой непрерывной зубной болью, щемя сердце. Намеревался ведь он тогда срубить голову бойкому всаднику в выцветшей гимнастерке, но тот ловко развернул коня и их шашки скрестились. Легко отогнул красноармеец его руку и так яростно замахнулся, что Берды невольно съежился, думал конец. Ан нет, сильного удара у пограничника не получилось, словно раздумал, словно пожалел… И до чего же они между собой похожи, тот и этот, вчерашний гость. «Луна закроет солнце! — Берды-ага трижды звучно прищелкнул языком. — Вот додумался, шайтан!».
А светлый шайтан и его смуглый друг, как и обещали, появились у дома Джумаевых к полудню. В руках они держали закопченные осколки стекла.
— Через пять минут, дедушка, начнется затмение, — поздоровавшись, сказал Владислав и протянул старику стеклышко. — Через него хорошо наблюдать.
Берды-ага отмахнулся от пограничника, как от мухи, но остался стоять на месте. Без малого сутки он ждал этого момента, а пять минут подождет. Вышла Сона в темных очках. Сняла их, легким кивком поприветствовала гостей и встала рядом с дедом.