– Невосприимчивость к боли… так вот что это значит.
Да, той ночью я действительно встретил девушку, которая не могла отличить явь от сна.
– Рад, что ты понял. А теперь, пойдем дальше и предположим, что болевая невосприимчивость, которой обладала Асагами Фудзино, временно пропала в результате удара по позвоночнику. Теперь она снова познакомилась с болью, да еще с какой! Никогда не испытанное раньше чувство стало спусковой кнопкой, импульсом, заставившим ее убивать.
Логично. Но… постойте. Узнав, что означает боль, эта девушка мгновенно возненавидела ее всей душой, точно так же, как и тех, кто ее причинил? Не может быть – я не могу себе этого представить, встав на ее место. Она не могла так думать. Живя – нет, влача существование – бесплотным призраком, я бы скорее испытал безмерное счастье, пусть даже первым вернувшимся чувством стала жестокая физическая боль. Хотя… наверное, до того она и не представляла себе, что такое настоящее счастье.
– Вернувшаяся восприимчивость к боли снова сделала ее человеком, а испытанная острая боль научила новому чувству – ненависти. Ненависть же – прямая дорога к мести.
Какая ирония.
Тоуко-сан продолжала.
– Вот как было дело. Фудзино говорила, что мстит из-за того, что ее мучает боль от раны в животе. Но в этом придется усомниться – раз Шики не видела повязок, порез следует счесть несерьезным или зажившим. Если уж на то пошло, то проснувшаяся боль заставила ее заново пережить ужас, который она должна была бы испытывать, когда ее насиловали, будь тогда нормальной девушкой. Вот отчего в ней вспыхнула безумная жажда мести. Хм, схема выглядит логично… хотя кое-что не вписывается. Прежде всего, Шики утверждает, что к Асагами вернулась ее изначальная невосприимчивость, так? Но тогда исчезла бы и причина, заставлявшая ее мстить. И рана, да еще зажившая, как мы выяснили, не должна была бы ее беспокоить.
– Нет, Тоуко-сан, вы неправы. Невосприимчивость означает отсутствие и сексуальной стимуляции, так что едва ли она что-то чувствовала, когда ее насиловали. Она воспринимала факт того, что ее тело подвергается насилию, а не ощущения. Но это не значит, что ей было все равно. Ублюдки не могли причинить физическую боль, но вся боль обрушилась на ее сознание. Думаю, изранено не тело, а душа. Память возвращает боль, которой полно ее сердце.
Тоуко-сан не ответила, но вместо нее зло усмехнулась Шики.
– Ерунда. Нет никакой души. Как может болеть то, чего не существует?
Возразить было нечего. Доказать скептику существование такой эфемерной субстанции, как душа – задача непростая. Но, пока я раздумывал, возразила Тоуко-сан.
– Человеческая психика, сознание, то, что вы называете сердцем, – очень уязвима. Надеюсь, вы не станете утверждать, что то, что не имеет формы, не может быть разрушено. Люди умирают из-за морального насилия. Даже если со стороны боль кажется иллюзорной, для жертвы она более чем реальна.
Довольно неожиданно для Тоуко-сан встать на сторону столь двусмысленных и неопределенных материй. Но меня такой ответ вполне удовлетворил, а Шики, видя, что мы выступили против нее единым фронтом, рассердилась.
– Я не поняла, Тоуко, ты что, тоже на стороне Асагами Фудзино? Она не заслуживает сочувствия.
– Хм, я тоже так считаю – но нужно понимать и противника. Впрочем, не думаю, что Асагми будет миндальничать с тем, кто неосторожно к ней приблизится. Она мстит, потому что изранено ее сердце? Ну и что? Для нас практически нет никакой разницы. Да и вообще это еще не доказано – даст ли отсутствие чувствительности воспринимать подобную боль?
Вот тебе и поддержка.
– Если хотите знать, личность человека научно определяется как «феномен индивидуальной реакции на внешние воздействия». Эмоции – то, что мы называем «симпатией» или «ненавистью» – не возникают изнутри нас. Они невозможны, если их не стимулирует нечто из внешнего мира. Боль – неотъемлемая часть такой стимуляции. Отсутствие боли значит, что личность лишена огромной доли своих естественных реакций. Вы понимаете? Человек с нечувствительностью к боли неполноценен. Он не может думать, как мы, не понимает наших склонностей или пристрастий, не знает, что нравится людям, а от чего они страдают. Понятие « человеческий здравый смысл» для него не существует. Именно поэтому я считаю, что бессмысленно пытаться ее уговорить.
Да, в этом была вся моя начальница – холодное и логичное, научно обоснованное изложение. Мое робкое предложение поговорить с Фудзино было полностью разгромлено, уничтожено и отметено. Но сейчас я не мог этого стерпеть. Безжалостная прямота – надо думать, последнее предупреждение с ее стороны – вызвала во мне ответную реакцию, я уже не мог сдержаться.
– Говорить так, когда вы даже не видели ее в лицо… жестоко.
Я вскочил с дивана и прошелся туда-сюда.
– Вы строите все на том предположении, что Асагами Фудзино страдала невосприимчивостью к боли с самого рождения – но ведь мы этого не знаем наверняка!
– Ты сам предположил, что дело в нечувствительности.
Ответ Тоуко-сан снова прозвучал холодно и отстраненно – так, словно ей были незнакомы такие слова, как «сострадание» или «жалость». Как же она может не испытывать ни капели сочувствия к Асагами, когда она и сама – женщина? Или, может быть, это именно потому, что она тоже женщина?
Она все же задумалась.
– Признаю, некоторые сомнения у меня имеются. Асагами Фудзино действительно может оказаться жертвой. Вопрос в том, кто был первым.
Я не понял, что она подразумевает, но Тоуко-сан умолкла, и никаких дальнейших объяснений не последовало.
– А ты как считаешь, Шики? – поинтересовался я, не поворачивая головы. Шики ответила точно, как я и предполагал.
– Так же как Тоуко. Но я не позволю Асагами Фудзино продолжать, что бы вы там ни рассуждали. Противно думать, что она снова устроит такую мясорубку.
– Терпеть не можешь таких же, как ты? Да, вам действительно не свойственно собираться в стаи.
Тоуко-сан иронизировала, но я знал, почему Шики так говорит. Я буквально видел, как Шики, словно оказавшись перед зеркалом, начинает осознавать всю чудовищность и отвратительность убийства. Начинает понимать, как похожи и близки Асагами Фудзино и Рёги Шики. И именно это сходство заставляет ее с такой нетерпимостью искать незаметные с первого взгляда, но решающие мотивы, что их все же отличают. Мне вдруг пришло в голову, что Шики смогла бы в полной мере осознать эту разницу только в одном-единственном случае – если двум девушкам доведется встать лицом к лицу. Нет, я не могу позволить им убить друг друга.
– Хорошо, я понял. Постараюсь узнать о ней все, что смогу. Дадите мне взглянуть на то, что уже есть?
Тоуко-сан молча перебросила мне папку, а Шики отвернулась, словно умывая руки. Быстро пролистав бумаги, я узнал, что Асагами жила в Нагано до того, как пошла в начальную школу. Оказывается, даже фамилия, которую она тогда носила, была другой. Созвучной, но иной по написанию. Она писалась с помощью кандзи, означавших не Асагами[3] – «плоская вершина», как теперь, а Асаками – «божество мелководья». Ее отец – не настоящий, а приемный, значит, мать второй раз вышла замуж. Я решил, что именно отсюда и стоит начать расследование.