Хотя я не спал уже вторую ночь и чувствовал разбитость от постепенно накрывающей меня усталости, сон не шел. Больше всего мне хотелось дождаться ее возвращения, перевести дыхание, посмеяться над своей мнительностью, пожелать ей спокойной ночи и… не хотел я уходить. Эта пустая квартира, поражавшая своей необжитостью, безликостью, не несущая отпечаток личности владельца, была дороже мне родительского дома, где я провел детство. Запоздало я вспомнил о кофеварке и заварил кофе. Одну чашку я взял, а вторую наполнил и поставил на столешницу.
На часах было 3.42.
_RinaCat
========== 2.2 ==========
Вечер того же дня, ночь на 31-е
Больше не в силах противостоять бликам клонившегося к закату солнца, от которых я во сне забаррикадировалась подушкой, я проснулась.
Чёрт! Взвыв от эпилептично скачущего по лицу луча, я перевернулась носом в стену и укрылась сверху подушкой, но вскоре отбросила ее в другой угол комнаты. В моей квартире солнце сияло и утром, и вечером — многократно отраженное и усиленное стеклами дома напротив, что в сочетании с сорокаградусной июльской жарой порой вызывало во мне жгучее желание порезать это чертово солнце на кусочки. Прикрыв лицо рукой, я, щурясь, посмотрела сквозь балконную дверь на небо, но от его высоты и ясности головная боль только усилилась. Сев на кровати, подвернув одну ногу под себя, я зажала ладонями виски. Ох, черт возьми, что за муть в голове. Не спать на закате, купить шторы и установить кондиционер… Нет, проще будет уничтожить солнце.
Но научиться спать по ночам всё-таки надо, тогда и просьба Кокуто не покажется столь невыполнимой… Вспомнив о Микии, я вспомнила и Азаку, и всё давешнее утро — и скривилась еще сильнее. Неудивительно, что мне снилась такая ересь.
Стоило закрыться двери за спиной Микии, Азака тут же накинулась на меня.
— Я ему звонила позавчера, он снова трубку не взял. Я тебя уже предупреждала! Когда ты рядом, он постоянно подвергается опасности. Нечего ему у тебя ночью делать! Или тебе мало его изуродованного лица и ноги?
Мне кажется, я даже побледнела от злости. Последние ее слова сразу же достигли цели.
— Почему бы тебе не сказать это ему, Азака? — спросила я ее, надеясь, что моя улыбка приморозит ее к полу. — Меньше всего мне бы хотелось, чтобы он подвергался опасности. И я сделала всё, чтобы он не был рядом со мной, — я шагнула к ней, и Азака попятилась. — Я убила себя, чтобы не подвергать его опасности. Так может, ты лучше сама поговоришь со своим братцем? Привяжешь его к батарее или что ты там хочешь с ним сделать?
— Он не слушает! — запальчиво заговорила она, но тут же осеклась, и лицо ее пошло багровыми пятнами. — Что?.. К батарее привязать.? Да ты… да как ты смеешь такое говорить! — Азака еще пуще залилась пунцом, на сей раз уже от гнева, от нее ощутимо пахнуло жаром. Я явно попала в точку, и теперь Азака, боясь возможного разоблачения и жестоких насмешек, начала психовать. Атмосфера реально начала накаляться, но положение, как обычно, спас Кокуто, заявившийся с кипой бумаг и с самым невинным выражением на лице. Конфликт при его появлении сошел на нет сам собой, но Азака добилась того, чего хотела: ткнула меня мордой в грязь и испортила настроение на целый день. И пофиг, что я весь день проспала.
Самое мерзкое в моем положении было то, что эта гадкая надоедливая девчонка была права относительно меня. Кокуто действительно подвергается опасности находясь рядом со мной. Так было раньше, и мало что изменилось сейчас. Наоборот, после событий в феврале это стало еще более очевидным. Толку злиться на Азаку за то, что она всего лишь озвучила правду? Теперь я уже сомневалась, что моя злость была вызвана ее словами, а не собственным бессилием что-либо изменить, под которым они убедительно подвели черту. Азака права, будь я настойчивее в попытках оттолкнуть Микию, он, возможно, не попал бы в лапы больного ублюдка Ширазуми, не потерял бы глаз и вообще был бы жив-здоров и весьма счастлив. Но я… Я просто не могла, точнее не хотела этого делать. Да и вообще, разве я виновата, что он все время вертится у меня под ногами? Он сам. Всё сам.
Прошлепав босыми ногами до холодильника, я открыла его и взяла бутылку воды. Никаких других продуктов там опять не было. Сделав пару глотков, я поставила бутылку обратно. Обозрев всю свою небольшую квартиру, особенно остановившись взглядом на автоответчике, я прошла обратно в комнату и села на пол, оперевшись спиной о кровать. Под кроватью нащупался оставленный Кокуто журнал, и я его лениво пролистала, не особенно вчитываясь в статьи.
И как он себе это представляет? Не гулять по ночам? Я же умру… Умру от скуки.
Спустя полчаса, журнал снова оказался под кроватью, а я, растянувшись на полу головой к балконной двери, смотрела в темнеющее небо. Мои мысли то и дело возвращались к сегодняшнему утру, к Азаке и Кокуто, к его просьбе не выходить ночью, к его словам о Накамуре. Я бы и забыла уже об этом грустном мастере-масочнике, если бы Микия постоянно его не вспоминал. Если считать жену мастера, то в городе произошло уже второе убийство подобного типа: молодая женщина убита, лицо изуродовано. Как говорят в полиции — почерк на лицо. Тьфу ты, дурацкий каламбур… Так или иначе, Кокуто, похоже, поддерживает версию полиции о серийном убийце. И, видимо, это доставляет ему массу неудобств.
Я вздохнула и перекатилась на живот. «Терять любимого человека от рук убийцы» или как он там сказал? Конечно, я понимала о чем он, вот только мое место в этом уравнении не там, где он думает. Я — не жертва, я — убийца. Моя природа, мое воспитание, да что там — всё мое существо — заточено под эту единственную цель: видеть и причинять смерть живому. И неживому. Можно научиться забивать гвозди чайником, но едва ли я когда-либо научусь жить вопреки своему предназначению.
А-а-а, плевать!
Я поднялась с пола, наскоро одевшись, и, захватив со стола ключи, вышла из квартиры.
Микия прав. Убийца должен быть пойман и наказан, значит, я его поймаю и убью.
***
Центр Мифуне кишел людьми даже в такой поздний час. Не обращая внимания на пьяные окрики и грубые комплименты подвыпивших «сарарименов» и иностранцев, я свернула на менее людную улицу. Я шла, повинуясь интуиции (или охотничьему инстинкту, это как кому больше нравится), не выбирая дороги и не прокладывая специальных маршрутов. Насколько я знала из новостей и из рассказов Кокуто, который все же навел справки о смерти жены Накамуры, жертвы были найдены в разных концах города и отличались по характеру преступления друг от друга. Жена мастера была найдена в реке, вниз по течению от дома, где они жили вместе с мужем, что заставляет полицию полагать, что она была убита не так далеко от собственного дома, или в самом доме, пока муж, Накамура Гэндо-сан, находился в больнице, приходил в себя после аварии. Кроме того, первая жертва сопротивлялась: на ее теле было найдены многочисленные следы насилия и побоев — в том числе ножевых, зубы выбиты, а лицо же было начисто срезано. Остался только голый кровоточащий череп с выпученными яблоками глаз… Полиция заподозрила связь с ремеслом Накамуры-сана, однако железное алиби мастера, отсутствие врагов и последовавшее вскоре второе убийство внесло в эту версию некоторые коррективы.
Вторая жертва, учительница женской гимназии двадцати семи лет Кёко Ямада, была найдена в метро, сидящей на станции Уэно в ожидании поезда. Спешащие на работу пассажиры далеко не сразу заметили, что с ней что-то не так, поскольку она сидела на скамье, отвернув лицо. Будто спала, как говорили свидетели. В общем, кто-то все-таки ее задел, и труп упал, являя миру улыбку неестественной глубины: лицо было разрезано пополам поперек черепа, челюсть вывихнута, а отрезанные вплоть до ушей губы дополняли ужасную картину. Отсутствие крови на одежде, говорило о том, что убийца — довольно аккуратный малый. И вот, несмотря на различия, двух изуродованных лиц хватило, чтобы заподозрить в этих убийствах серию.