Наверное, все дело было в его взгляде. В нем читалось то загнанное выражение, что и тогда, четыре года назад, когда он не хотел верить, что убийства дело моих рук. Когда зимними вечерами стоял в бамбуковой роще перед особняком Рёги, пытаясь мне самой доказать, что я — не убийца, что он верит в меня несмотря ни на что. Что за дурак… Он причинял мне боль своей добротой, своей любовью, своей верой в меня. Прежняя Шики не в силах была это выдержать. Она не верила, что достойна этой любви, зато в это верил ШИКИ, потому и заслонил ее собой. От них не осталось теперь ничего, кроме воспоминаний и теплого нежного чувства по отношению к нему, к неуклюжему и настырному однокласснику в нелепых очках.
Мой поцелуй был мимолетным, но Микия не позволил мне отстраниться. Он провел большим пальцем по моему подбородку, по губам, будто не веря тому, что я только что сделала, потом лукаво, с прищуром, посмотрел мне в глаза. Словно спрашивая меня о чем-то. Вокруг его правого глаза наметились лучики улыбки, и я, протянув руку, убрала челку с его лица и потянула на себя его очки. Улыбнувшись еще шире, он повел головой, позволяя снять с себя очки, и с неожиданной силой притянул к себе.
В первую секунду я хотела его оттолкнуть, остудить пыл и сказать что-нибудь едкое, но сдержалась. Это опять будет бегство, а я, кажется, уже решила для себя, что не буду убегать. Я решила это еще тогда, на складе, когда язык Лио Ширазуми осквернял мое тело, оставляя склизкие следы слюны на моей коже, когда я поняла, что только благодаря Микии я — другая, не такая как Ширазуми. И Микия… Он тоже другой.
Поэтому я закрыла глаза и встретилась с ним губами. Я чувствовала себя глупо и неуверенно. ШИКИ не мог мне помочь. Я всегда безотчетно обращалась к нему, к его смелости и открытости, когда сама пребывала в нерешительности. Даже спустя год… годы, как его не стало. Но теперь я должна была открыться сама, я, а не ШИКИ, и не та испуганная девочка, только поступившая в старшую школу.
Сама того не замечая, я сжала пальцами плечи Микии, сгребая черную ткань его футболки. Мне было нечем дышать, и я теряла опору в прямом и переносном смысле — единственное, что мне оставалось, это держаться за него. Поверить в него, как он верил в меня. Усилием воли, я заставила себя расслабиться, ослабить хватку и просто обнять его, как несколько минут назад, когда он выскочил мне навстречу, словно не надеялся увидеть меня снова.
Микия ослабил напор, выравнивая дыхание и глядя на меня странным потемневшим взглядом. Он попытался изменить положение, и я поняла, что он опирается на больную ногу, а тут еще и я повисла на нем. Я хотела отстраниться, но он обезоруживающе улыбнулся и притянул меня к себе снова, легко и нежно касаясь губами уголков моих губ, щек, подбородка. Мне стало щекотно, я поморщилась. Микия рассмеялся, неожиданно свободно и чуть смущенно, словно и не было того испуганного выражения в его глазах совсем недавно.
Взяв за руку, он увлек меня в комнату. Остановившись возле кровати, Микия осторожно убрал прядь с моего лица и очертил пальцами контур моего подбородка.
— Я люблю тебя, Шики.
— Я… — от нелепости этой ситуации, которую я могла представить скорее на экране кинотеатра, чем в собственной квартире, мне захотелось провалиться сквозь землю, но я все-таки закончила, — я знаю. И давай уже делай что-нибудь, а то я глупо себя чувствую.
Он снова рассмеялся, словно с облегчением, но в общем вполне оптимистично, и, сев на край кровати, притянул меня к себе. Обреченно вздохнув, я села рядом, закрыв глаза, и поддалась вперед, вслепую подставляя губы. Его пальцы зарылись в мои волосы, и наше дыхание вновь встретилось. Микия обнял меня, его ладонь скользнула по моей спине, к туго стянутому оби. Я чувствовала, как непонятное тепло разливается по всему телу. Всё было совсем не так, как я думала. Я не знала, что нужно делать, сбивчиво и неловко отвечая на поцелуи Кокуто, стараясь выглядеть уверенно, хотя новые ощущения и чувства совершенно сбивали с толку.
Вскоре пояс ослаб, и я почувствовала пальцы Микии на своем обнаженном плече. Юката, повинуясь ему, послушно съехала с моих плеч, представляя его взгляду всё мое тело. Я чувствовала себя глупо, но в этом всем было и нечто захватывающее. Совсем не те чувства стыда и омерзения, которое я испытывала, когда меня облизывал Ширазуми.
Это было… Это было даже приятно.
Кокуто сбросил одеяло на пол, и я легла спиной на прохладную простынь. Уже закрыв глаза, я вспомнила, когда я видела его без очков. Всё в том же промозглом феврале, когда думала, что потеряла его навсегда. Он наклонился надо мной, почти как сейчас, и капля крови упала мне на щеку. Тогда я приняла решение быть с ним, несмотря ни на что, а он сказал, что понесет мои грехи вместо меня… Глупый, их тяжесть ничто по сравнению с одиночеством.
Я была теперь с ним, хотя всегда считала это нелепым. Единственная страсть, которая мне была доступна — это страсть к убийству. Только в нее я верила, чувствуя ее в себе все эти годы. Но я боялась себе признаться, что не только борюсь с ней, но и цепляюсь за нее в надежде, что она защитит меня от боли и одиночества. От пустоты, что была моим истоком. Мне казалось, что Микия — это моя слабость. Из-за него моя боль увеличилась во сто крат, потому что он давал мне надежду, которую я боялась принять. И чем больше я ему сопротивлялась, тем больше становилась дыра в моем сердце. Но только он мог заполнить ее. Это я поняла в феврале, но по-прежнему медлила и колебалась.
Не боль и не одиночество я чувствовала, когда Микия пытался стать ближе, а страх. Банальный страх. И сейчас, чувствуя его горячее дыхание на своей коже, я ощущала себя натянутой струной, которой чуть-чуть дали слабину, позволили звучать мягче…
Я снова смотрела на Микию снизу вверх, только на этот раз не было кровавых слез. Его рука крепко сжимала мою ладонь, дыхание опаляло мою шею, и уже было не так щекотно от его мягких прикосновений.
— Я тебя… никогда не отпущу, — Микия обнял меня, еще плотнее прижимая к себе.
Я нерешительно улыбнулась в ответ и, протянув руку, убрала влажную челку с его лица, слегка касаясь глубокого шрама на щеке.
— Бака…
========== 2.3 ==========
31 июля, утро
Я открыла глаза и какое-то время соображала, где я и что вообще происходит. Разумеется, я была там же, где и уснула. И с тем же, с кем и уснула. Аккуратно высвободившись из объятий Кокуто, который разулыбался во сне, как чеширский кот, так что будить его совсем не хотелось, я выбралась из кровати. Телефон, кажется, трезвонил уже несколько минут.
— Да? — зевнула я в трубку, устраиваясь поудобнее в квадрате солнечного света, падавшего от балконной двери и оглядывая комнату в поисках какой-нибудь одежды.
— Долго же ты до телефона полтора метра ползла, — послышался сухой щелчок зажигалки и тот характерный звук, когда человек затягивается сигаретой. — Я основательно проредила кошелек, чтобы дозвониться. Чем ты там ночью занимаешься?
— На привидений охочусь. Как всегда.
Прижав трубку к плечу, я потянулась и вытянула ноги на полу, пошевелив пальцами ног. Я ощущала себя очень довольной жизнью, и даже звонок Токо не мог испортить моего настроения. Тепло солнечных лучей нежно щекотало кожу, но сидеть вот так, совсем без одежды, было глупо, поэтому я с телефоном в руках доползла до шкафа и отыскала в нем не пригодившуюся вчера пижаму.
— Ну что, как продвигается расследование Кокуто? Он там далеко, кстати?
Прежде чем ответить, я положила трубку на пол и натянула пижамные шорты.
— Понятия не имею, об этом лучше спросить у него. Знаю только, что он вчера опять наткнулся на труп, — заговорила я, когда снова поднесла трубку к уху. Намеки Токо раздражали, но я была в достаточно хорошем настроении, чтобы обращать на них внимание. — И вообще он вчера заполошный какой-то был.