Нет, меня это не устраивало.
Накамуре нужен был секс, пусть с налетом садизма, но это вовсе не то же самое, что убийство. Я же хотела увидеть в нем совсем другую жажду.
Я начинала злиться.
Поймав его взгляд, я указала глазами на инструменты, и он меня понял. Он потянулся к набору резаков и, наконец, выбрал резак с широким длинным скошенным на конце лезвием, предназначенным, должно быть, для того, чтобы снимать широкие полосы стружки с дерева. Но мастер Накамура был новатором в своем деле, он предпочитал снимать мягкую и влажную стружку с лиц. Я улыбнулась мастеру, наконец ощутив знакомое влечение. Нож легко скользнул в мою ладонь, я с удовлетворением ощутила его тяжесть. Накамура еще считал себя хозяином положения, не подозревая, что хищник уже стал дичью. Мне нравилось поддерживать у нем эту наивную уверенность. Он опрокинул меня на свой столярный стол, пытаясь задрать подол юкаты, нелепо размахивая передо мной своим жалким оружием и поддерживая под коленом, совсем как Ширазуми. Я почти чувствовала его слюну на своей коже.
Я рассмеялась.
— Ну ты и мудак…
Мастер отлетел от моего удара на пару шагов, сгибаясь пополам от боли, бросился обратно, но на него обрушился еще один удар — сзади, он наотмашь рассек воздух резаком.
— ОТОЙДИ ОТ НЕЕ!
Это крик почти оглушил меня. Сердце узнало этот голос раньше, чем мозг, дернулось к горлу, заливая жаром лицо. Словно деревянный истукан, я машинально уклонилась от резака Накамуры, сжимая рукоять ножа, и смотрела, как Микия бросается на убийцу, и тот его отталкивает, к счастью, выронив свой резак.
Стук отскочившего от деревянных половиц инструмента отрезвил меня.
Поправив разорванную на вороте юкату, я спрыгнула со стола и шагнула навстречу Накамуре, наперерез Микии, поднимавшемуся с колен из-под груды рухнувшего на него стеллажа.
— Не двигайся, — скорее прорычала, чем сказала, я. По правде, я даже не знала, на кого я зла больше: на Микию, появившегося так некстати и заставшего меня в не самый мой лучший момент, или на Мастера, который оказался менее привлекательной добычей, чем я рассчитывала.
Накамура взвыл, как раненный зверь, попятился к одному из шкафов, шаря по полкам рукой в поисках нового оружия. Затем заметив выроненный им резак, уставился на него с видом загнанного зверя. Носком дзори я подтолкнула резак к нему.
— Микия, — мир начал распадаться на куски, обнажая багряные линии смерти, я отвела руку с ножом назад, — никогда не становись у меня на пути. Никогда не прерывай мою охоту…
Накамура бросился вперед. В его ладони блеснула тонкая линия стали и я, загородив Микию, выставила руку с ножом, почти не глядя. Ножи с лязгом соприкоснулись у самого моего лица, и я успела различить удивление и страх на лице Мастера, прежде чем оттолкнула его резак от себя. Кажется, он наконец, узнал меня.
Он попятился, затравленно исподлобья глядя на меня.
Дичь нашла своего охотника.
Мразь.
Я рассекла воздух ножом, отводя его назад, готовясь к прыжку. Накамура тоже крепче сжал свой резак в ладони, вынося его вперед.
— Шики! Нет!
Я не повернулась на возглас Кокуто.
Нет, не сейчас.
Не сейчас, Микия.
Сейчас я должна порезать этого чертового ублюдка на куски.
Мягко оттолкнувшись пятками от пола, я прыгнула вперед, различая четкие контуры смерти Мастера. Мой нож должен окраситься кровью, иначе…
Прежде чем я успела нанести удар, Накамура вдруг выронил нож и упал на колени, закрывая лицо руками.
— Нет! Пожалуйста, нет, не убивайте меня. Я… Я не понимаю…
Я остановилась над ним с занесенным для удара ножом.
Он закрывал голову руками, как ничего непонимающий ребенок перед заносящим над ним молоток пьяным отцом. На его лице были слезы, глаза распахнутые и глядящие недоверчиво и наивно. Тьма окружавшая его с момента, когда я переступила порог его дома, рассеялась, словно туман. Теперь в мастерской остался только один убийца, и это была я.
— Чертов ублюдок, — я рассекла над ним шкаф, и он кусками дерева обрушился на голову Мастера. Отвернувшись от него, я убрала нож обратно в рукав, встречаясь взглядом с Микией.
Худшего окончания охоты не придумаешь. Нечто подобное уже случалось — с Фуджино — но даже тогда я не чувствовала такого разочарования. Я могла убить его сейчас, но это будет всё равно, что зарезать ягненка на скотобойне. Я не мясник. И я не могла сделать этого на глазах у Микии. Теперь не могла.
— Что вы… Что вы здесь делаете? — Накамура Гэндо-сан, третий по счету, выбрался из-под груды обломков.
— Ты привел меня сюда, — я повернулась к нему, пытаясь разгадать его прошлые эмоции. Но теперь в его взгляде не было больше ни страха загнанного зверя, ни жажды убийства, ни похоти — только безграничное и даже несколько радостное удивление. — Ты собирался отрезать мне лицо и изнасиловать мой труп.
Накамура нахмурился, потом недоверчиво улыбнулся и, потирая ушибленное Микией плечо, как ни в чем ни бывало, поднялся на ноги.
— Извините, но я вас не понимаю. Если вы по поводу выставки, то у меня еще недостаточно работ. После прошлой маски хорошо раскупались, у меня остались только самые первые мои образцы… Да, поблагодарите за меня Ямамуру-сана, от покупателей не было отбоя.
Его лицо разгладилось, он улыбался безмятежно, словно не было никаких убийств и истязаний ни в чем не повинных девушек и его собственной любимой жены, словно он даже не слышал того, что я ему сказала.
— У него совсем разум помутился… — хрипло проговорил Кокуто за моей спиной. — Полный распад личности…
— Может, чаю? Минако всегда рада гостям.
— Минако? — переспросил вдруг Микия, и я с удивлением услышала в его голосе злость.
Я повернулась к нему и сделала шаг в сторону, когда он, не глядя на меня, механически стирая текущую по щеке смесь белил и крови, тяжело шагнул к стоящему на коленях мастеру. Микия сгреб его за воротник рубашки, рывком поднимая на ноги, и со всей силы врезал ему кулаком в скулу. Накамура, бывший выше и крупнее Микии, отлетел к стене, ударившись спиной об закрытое окно, и ошарашено уставился на него, зажав разбитую скулу. А тот все смотрел на него, загнанно дыша, все так же не опуская подрагивающую руку, сжатую в кулак.
Я вдруг расхохоталась, чувствуя как напряжение из-за неудовлетворенной жажды убийства и гнев меня отпускают. Смех буквально согнул меня пополам. Кокуто удивленно посмотрел на меня, затем на свой кулак, медленно разжимая пальцы, и улыбнулся своей фирменной немного смущенной улыбкой.
Накамура не стал возмущаться, грозить полицией, как любой «безвинно» пострадавший человек на его месте. Он только улыбался жалкой и потерянной улыбкой и бормотал что-то себе под нос. О Минако. И, мне кажется, он впервые называл ее по имени. Похоже, под всеми его масками, он и сам понимал, что заслужил намного большего.
В это мгновение зачирикал домофон, в котором послышался чрезвычайно знакомый голос кузена Кокуто Дайске:
— Накамура Гэндо, это полиция. Откройте.
— Надо уходить. Я уже засветился в этом деле… — Микия кивнул на светящийся экранчик домофона. — У Дайске, наверное, ордер на его арест.
— Он запер дверь, — я хотела уже было открыть дверь ножом, но Накамура Гэндо встал, испуганно пятясь от нас, нашарил в кармане ключ, и подошел к двери. Левая рука его свисала плетью — в этот раз ему определенно досталось от Микии больше, чем от меня. Точнее от меня ему совсем не досталось.
— Накамура-сан, — любезно окликнула я его, когда он выходил из мастерской, — ты убил ее. Свою жену Минако, и двух других девушек. Признай это.
Его лицо снова исказилось, и я с удовлетворением отметила, что на этот раз — от боли. Словно ведро воды вылили на него сверху. Он посмотрел на меня, и я отчетливо увидела того призрака, Ноппера-бо, что встретила прошлой ночью. Токо не права, он не пугает — он только боится и бежит. Бежит, теряя себя и свое лицо в своей собственной тьме. На меня смотрела его пустота. Тот, кто был некогда Накамурой Гэндо, выдающимся мастером масок, стал никем — маской без очертаний и эмоций. И, должна признать, это была мастерская работа, знать бы только чья…