Такси остановилось, завизжав тормозами. Водитель оказался лихачом, мы доехали очень быстро. Расплатившись, я выбрался на мостовую и огляделся по сторонам. За моей спиной ярко сверкнули фары и погасли — такси уехало, и я остался в переулке один. Впереди высились решетчатые ворота той самой стройки. Проверив под футболкой заткнутый за пояс нож, я медленно двинулся к воротам. Натруженная за день нога болела, это было очень скверно, потому что в случае чего я не смогу бежать. Все мои визиты в подобные места заканчивались… неудачно. То комой, то реанимацией, то покалеченной Шики.
Остановившись у ворот, я прислушался. Я думал, Кикути-сан уже будет здесь, наверное, ей далеко ехать. Потрогав стальную цепь, связывающую створки ворот, я вытащил телефон и, помедлив с полминуты, убрал его обратно. Если Дайске начнет трезвонить, даже звук вибрации будет слышен издали, здесь было невероятно тихо, гулко тихо как-то.
Наверное, только благодаря этой звенящей стеклянной тишине я отчетливо услышал какой-то отдаленный шум, похожий на эхо голосов. Голосов? Неужели Кикути-сан не дождалась меня? Или же это… Накамура с жертвой?
Протиснувшись в приоткрытые створки ворот, я двинулся между подъемным краном и катком, в настоящий лабиринт из стройматериалов к темной неясной громаде строящегося здания. Зрение постепенно привыкло к темноте, я стал идти потише и осторожнее, уже не натыкаясь на груды мусора и на сваленные металлические балки. После потери глаза зрение стало хуже, конечно, все же обзора не хватало, плюс трудно было фокусироваться. Я так и не мог определить источник звука. Если это были и люди, то поблизости их явно не было. Видимо, я неправильно оценил расстояние в темноте, а разыгравшееся воображение и нервы подбросили мне слуховую галлюцинацию. Я так уже дошел почти до самого основания стены строящейся высотки, но ничего не обнаружил и уже развернулся, чтобы вернуться ко входу на стройку, когда откуда-то донесся нарастающий шум, похожий на треск, потом звон, словно осыпались стальные леса, трубки от которых были раскиданы вокруг. Я вздрогнул от неожиданности, беспомощно завертел головой и вдруг краем глаза заметил где-то справа и сверху светлое пятно, словно что-то свалилось или упало с лесов, покрывавших стену.
Послышался глухой удар и все стихло.
Волосы зашевелились у меня на загривке. Почему-то безжалостная память подбросила мне новое воспоминание — покрытый алой блестящей кровью черный асфальт, разметавшиеся по нему намокшие темные волосы, заляпанная багровым белая школьная рубашечка и порвавшиеся гольфы. Та девочка-самоубийца, которую притянула Кирие Фудже. Неужели… Я сам не заметил, как перешел на бег.
То, что показалось мне бесформенным светлым пятном в ночи, оказалось человеком. Он лежал словно поломанная кукла на бетонной площадке недалеко от ступеней крыльца строящегося здания, тут было достаточно скудного ночного света, чтобы различить, что это девушка. Темные короткие волосы, кимоно… КИМОНО?
Что-то сдавило в груди, я не мог вздохнуть. Запнувшись об кучу песка больной ногой, я упал на колени, но рывком заставил себя подняться и припустил со всех ног к неподвижно лежащей девушке. Еще не видя ее лица — она лежала на правом боку, спиной ко мне — я уже знал, что я увижу.
— Шики… — я свалился кулем рядом с ней, уже вблизи опознав светлую юкату, и рывком перевернул ее на спину. К горлу подкатил спазм, в груди все свело от невыносимой боли, в сто крат сильнее, чем при любой моей панической атаке.
Вся ее юката была темная и липкая, заострившееся, словно вырубленное из камня бледное лицо, приоткрытые губы, веки закрытых глаз покрывали темные пятна и полосы, о происхождении которых не нужно было долго задумываться. Ее левая рука была вывернута под неестественным углом, словно изуродованная жестоким ребенком рука куклы, еще больше, чем после битвы с Фуджино. Дрожащими руками я ощупал липкую жирную от крови уже насквозь промокшую у нее на груди и животе юкату. Это не может быть от падения, если она на штырь какой не напоролась… Столько крови…
Кровь на алом кимоно, брызги крови на ее бледном лице, замерзшее на губах дыхание.
— Очнись… пожалуйста, очнись… — беспомощно шептал я, пытаясь скользкими от ее крови пальцами нащупать жилку на тонкой шее. Кто мог с ней это сделать? Как она допустила? Говорил же ей, она никогда не меня не слушает, а теперь еще и я нарушил обещание, она рассердится на меня… Пусть сердится, пусть не разговаривает, я это заслужил. Но только пусть она откроет глаза, ни о чем больше не прошу…
Неожиданно ее глаза распахнулись. Возглас радости застрял у меня в горле, на котором в ту же секунду словно стальными клещами сомкнулись ее пальцы. Казалось, Шики не соображает, что делает, ее тело действовало как автомат. Как идеально отлаженный автомат или оружие. Оружие убийства. И ее глаза… Они полыхали синим и обжигали ледяной яростью. И ненавистью.
И смотрели они на меня.
— Накамура!
Я даже звука издать не успел, когда ее рука сжала мое горло, сминая кадык. Из груди снова выбило весь воздух, я только и мог что сипеть, широко открыв рот, беспомощно царапая пальцами ее руку в слабой и тщетной попытке разжать ее хватку.
========== 3.6 ==========
Огромный желтый и равнодушный круг луны мелькнул передо глазами, и рухнул куда-то вверх — сухим треском ломающихся досок. Я увидела улыбку Микии, свои согнутые пальцы черкнувшие по воздуху лишь в миллиметре от его лица, а потом замелькали этажи, железная опора крана, доски и перекладины строительных лесов… Стирая пальцы в кровь, я пыталась схватиться за оградительную сетку, в который раз жалея, что у меня нет ножа, и наконец, в этом преуспела. Левую руку дернуло, выворачивая из сустава, и боль — не столько от вывихнутой руки, сколько от кровоточащей раны под грудью, куда Микия, нет, — Накамура — вонзил мой нож, накрыла меня волной. Тошнота и странные блики в глазах оказались предвестниками темноты, которая окутывала меня, словно одеяло. Я разжала пальцы, которые больше не чувствовала. И снова все завертелось. Прежде чем последние замутненные болью остатки сознания покинули меня, я подобрала под себя ноги, надеясь упасть на ту же руку, что спасала меня не раз…
— Накамура! — выплюнула я раньше, чем из моего горла вырвался стон боли, и на этот раз я сжала пальцы на его шее.
— Ш…ш-шики… Кровь… — прохрипел лже-Микия, но тут же скривился от боли — мои пальцы еще жестче впились в его гортань. О, да… Я переломила бы его лживую шею, если бы вторая рука, сломанная и вывихнутая из плечевого сустава, не была бы так бесполезна. Боль сковывала движения, но ярость полыхавшая внутри не слабее жажды убийства и моих чертовых глаз, разбиравших этого лживого Микию на куски мертвой плоти, но не способные разглядеть его сущность, придавала мне силы. Оттолкнувшись ногами я свалила его на спину и упала на него сверху. Заметив под задравшейся футболкой рукоять ножа, я улыбнулась.
Чуть ослабив хватку на шее, я прижала ногами его руки к земле, и, вынув нож, приставила к его горлу. Чертово дежавю.
— Я не… — он пытался вдохнуть больше воздуха, но мой нож упирался в кожу под его подбородком, заставляя тянуть голову вверх прочь от моего ножа, и он закашлялся. Кадык дернулся, оставляя на лезвии тонкую полосу крови. — Не Накамура! Шики, что…