Я плавно переместился от крана к стене, в самую густую часть тени, растворяясь в темноте. Привалившись спиной к стене и съехав по шершавой бетонной поверхности на землю, я обхватил себя руками, чтобы унять дрожь в теле, от которой меня буквально подбрасывало. Я вдыхал сладкий, манящий запах страха, исходившего от Микии, запах крови и ярости Шики Реги. Я хотел бы их съесть — обоих, чтобы они навсегда стали моими, но что-то сопротивлялось во мне — должно быть, то же, что заставило мое сердце подпрыгнуть, когда я увидел ее, летящую вниз. Запрокинув голову назад, я хищно скользнул кончиком языка по дрожащим губам, пробуя этот запах на вкус. Рот обильно наполнился слюной, я проглотил очень большой комок, только что не подавившись им. Если бы я не решил перестраховаться перед тем, как идти сюда, и не набил живот до отказа, вряд ли бы мне удалось так спокойно и осмысленно сдерживать себя сейчас, давясь слюной. Теперь я мог контролировать себя, и я был почти уверен, что смогу удержаться даже оказавшись сейчас с Кокуто в одном помещении.
Собравшись с разбегающимися, словно тараканы, мыслями, я перебрался ближе к тому месту, где укрылись Кокуто и Рёги. Воздух далеко вокруг этого места уже пропитался запахом крови, будоража мою кровь. Вдруг мои уши пронзил вопль Кокуто, и я на мгновение замешкался. Но нет, это был крик боли и отчаяния, а не тот, который боялся услышать я. Что ж, Юрико Кикути-сан, она же алхимик Бецалелль, переходим к плану «В»?
Когда стихли шаги Рёги, я вылез из-под строительных лесов и перебрался через пустое окно в зал, где все еще раздавался скулеж брошенного Кокуто.
Это было жалкое зрелище. Стонущий от боли Микия вызывал смешанные чувства отвращения и жалости. Даже мне казалось, что лицо этого добродушного парня не должно быть искривлено такой отвратительной гримасой, да и нечего ему было валяться в этой грязи. Совсем не место.
Я медленно и бесшумно прошел к лежащему на бетонном полу Кокуто, взяв его за воротник футболки, и легко поднял над полом, перетащив его к стене.
— Эй, Кокуто… — позвал я, отойдя на пару шагов в сторону.
Он с трудом приподнял голову, и его единственный зрачок расширился, совсем как в прошлый раз под воздействием наркотика. Я ожидал чего-то подобного, ужаса в глазах, это его забавное выражение лица, когда человек настолько напуган, что дыхание застывает у него в легких. Да, все это, конечно, было вполне ожидаемо, учитывая подробности нашей последней и далеко не самой радостной встречи, но все-таки я был разочарован. Ведь я ожидал увидеть прежнего Микию, который непременно обрадовался бы и моему «счастливому воскрешению» и тому, что его возлюбленная Рёги Шики так и не стала убийцей. Конечно, обстоятельства не позволяли такого поворота событий, но этот чертов придурок Кокуто мог бы ты хоть немного включить свое хваленое благоразумие и понять, что все, что произошло в прошлом, там и осталось.
— Сем… — я уже поддался вперед, все еще надеясь на радостную встречу, но он не договорил, и в его взгляде мелькнуло нечто новое — понимание? — нет, это был очередной самообман: — Накамура-сан. Так к вам обращаться? Хотя вы утратили свое имя вместе с лицом и разумом…
Я почувствовал, как губа против воли вздергивается в беззвучном рычании, открывая стиснутые зубы. И почему это вызвало у меня такое раздражение?
— Вы хотели убить Шики… — я услышал знакомый скрежет по бетонному полу, и мои глаза округлились. Нож? Уж не собирается ли он убить меня или Накамуру, за которого меня принимает? Шики — дура, раз доверила такую опасную игрушку добряку Кокуто, того и гляди поранится.
— Вы совершили столько убийств, что даже с вашей травмой вам нет прощения. Вы уже мертвы. Это только вопрос времени.
Возможно, стоило переждать, пока Кокуто не успокоится и своим безумным страхом не перестанет крутить перед мордой льва свежим окровавленным куском мяса, тем самым побуждая меня кинуться на него и разорвать на части, но он меня разозлил. Я подошел к нему и рывком поднял его за воротник футболки, как дохлую курицу. Впечатав Микию в стену, я придвинулся к нему вплотную, чтобы он мог хорошенько разглядеть мое лицо.
— Нет, не так ко мне обращаться. Мое имя Ширазуми Лио, Микия, неужели ты уже успел забыть? — глаза безумно расширились, зрачок сузился в тонкую линию, а на губах заиграла прежняя улыбка-оскал, безобразно искривлявшая мое лицо. От гримасы, застывшей на лице, сводило мышцы. Неприятно было снова окунуться в это порочное состояние человека, висящего на последней ниточке от того, чтобы стать животным. Безумное, сумасшедшее, ненормальное, гадкое, жалкое и отвратительное создание, ничтожное подобие животного и человека — вот во что Микия обрекал меня снова облачиться, только ради того, чтобы доказать, что я не был тем оборотнем, за которого он меня принял.
Отобрать у него нож мне не составило труда. Изящное орудие убийства, наверняка, принадлежащее Рёги. На первых порах я откровенно намеревался вонзить его ему в ногу, о чем дал понять Микии, картинно опустив взгляд вниз. Подобная затея казалась мне слишком мелочной, но он об этом не знал, поэтому забарахтался в воздухе, как пойманный заяц, стуча пятками о стену, к которой я его прижал. Тогда, ухмыльнувшись, я поднял нож к его лицу, чуть склонив голову набок, чтобы лучше видеть его глаза под очками, которые я аккуратно поднял кончиком кожа на темную всклокоченную макушку. Точнее, только один глаз. Второй, незрячий, закрытый, я выудил под копной челки, которую тоже заботливо отодвинул лезвием ножа. Но глаз уже был травмирован и не представлял особого интереса, разве что шрамом полюбоваться, но моя собственная работа не вызывала у меня ни малейшей радости, только отвращение. Это уродство не шло такому человеку, как он. Но я не остановился. Пока что моего бешенства хватало на то, чтобы доиграть эту второсортную комедию до конца, и я медленно, настолько медленно, насколько это вообще было возможно, переместил нож от одного глаза к другому, приблизив как можно ближе к целому хрусталику.
— Теперь узнаешь меня, кохай? — я не мог сдержать той плотоядной улыбки, которая против воли расползалась у меня по губам лишь от одного того чувства, что у меня в руках был еще живой, почти здоровый человек. Такого уже давно со мной не случалось.
— Кто из нас живет сумасшедшей жизнью, а? Кокуто? Знаешь, теперь я понимаю то, о чем ты говорил мне в ту ночь. Я убил человека, но забыл про свой грех и просто убежал. Я внушил себе, что ненормальному человеку можно совершать ненормальные поступки… — эти слова до сих пор жгли мне язык, но уже не так сильно, по сравнению с тем разом, когда я впервые попробовал их на вкус, спустя несколько дней после своего воскрешения. Но говорить все равно было неприятно, потому я говорил очень медленно, с печалью, но не забывал при этом скользить кончиком ножа по ресницам своего бывшего товарища, обводя веко.
— Я не знаю той боли, что испытала Шики. И я не стану таким, как она. Но я полная ее противоположность, как ты говорил. Я совершил убийства, но не могу покаяться в своих грехах? Я никогда не стану ни убийцей, ни маньяком? Вот кто я такой на самом деле, да, Кокуто? — перекрутив нож в пальцах, я занес руку с опущенным вертикально вниз лезвием ножа, ровно над глазом Микии, а затем резко опустил его.
Парень выдохнул от ужаса, но только воздух чиркнул по его лицу.
— Если честно, меня уже просто тошнит от этих разговоров и воспоминаний. Не самый умный мой поступок, далеко не самый умный… — я разжал пальцы, выпуская его футболку, отчего Кокуто тяжело плюхнулся обратно на пол. А я опустился на корточки перед ним, рассеянно почесав затылок кончиком лезвия ножа. Кровь просто кипела в венах, возбуждение от несостоявшегося убийства все звенело во мне, но рассудок мой был вполне чист и мне не стоило почти никакого труда взять себя в руки и не избавить Кокуто от еще одного глаза.