– Вы, наверное, вложили окружающий пейзаж в свой разум. В таком случае вам бы казалось, что вы можете видеть его со всех сторон… Вы примерно в это же время начали терять зрение?
Удивительно. Она знала, что я вот-вот потеряю зрение.
– Так и было, – кивнула я. – Мир стал белым, а в конце не осталось ничего. Сначала я думала, что всё погрузилось во тьму, но я ошибалась.
Всё исчезло, по крайней мере всё, что можно было увидеть.
Но я ничего не имела против, потому что мои глаза уже летали. Я могла видеть лишь пейзаж вокруг больницы и всё равно не могла отсюда уйти.
– Ничего не изменилось, ничего… – сказала я и закашлялась. Я уже давно столько не разговаривала, и мне жгло горло.
– Понятно. Значит, ваш разум был в небе. Но тогда… почему вы живы? Если бы тот призрак у Здания Фудзё был вашим разумом, вы были бы убиты Шики.
Да, мне тоже хотелось бы это понять.
Та девушка… наверное, её зовут Шики… как она сумела поразить меня?
Моё парящее «я» не может ни к чему прикоснуться. Точно так же ничего не может прикоснуться ко мне, но она убила меня так, будто я была в настоящем теле.
– Скажите мне. Вы, которая была у Здания Фудзё – это настоящая Кирие Фудзё?
– «Я» у здания Фудзё – это не я. Есть я, смотрящая в небо, и я, парящая в небе, и «другая я» оставила меня и улетела. Меня бросила даже я сама.
Женщина удивлённо ахнула, впервые проявив эмоции.
– Так у вас не раздвоение личности. Кто-то дал вам, владеющей одним сосудом, второй сосуд. Понятно, вы контролировали два тела одним разумом. Случай действительно беспрецедентный, – сказала она, и, наверное, была права.
Я бросила себя и стала смотреть на мир сверху. Но ни одна из нас не могла коснуться ногами земли, и потому мы просто парили. Раз мир за этим окном отверг меня, мне не попасть в него, как бы я этого не желала.
Наверное, это означает, что мы всё-таки связаны.
– Это всё понятно. Но почему вы не довольствовались лишь видом внешнего мира? Не думаю, что была необходимость заставлять тех девушек падать.
Тех девушек…? А, ясно, девушек, которым я завидовала. Мне их жаль, но я ничего не делала – девушки падали сами.
– У Здания Фудзё вы сами были «волей». Вы этим воспользовались, да? Эти девушки изначально умели летать, так? Неважно, был это лишь образ у них в голове или они действительно обладали силой полета. Полёты во сне – не редкость, но проблем никогда не создают. Почему? Потому что летают они лишь во сне и никогда не думают о полётах наяву. Раз они без сознания, злая воля не властна над их полётом. Но даже с этой точки зрения эти девушки – особенные. Речь не о Питере Пэне, но детям летать легче. Возможно, одна-две действительно парили, но большинство должно было парить лишь во сне. Но вы внушили им эту мысль. В то время как они бодрствовали, вы вызвали у них ощущения, которые приходили к ним во сне. В результате они узнали, что могут летать. Да, они могли летать… но лишь бессознательно. Человеку трудно летать, полагаясь лишь на свою силу. Даже я не могу летать без метлы. Шансы полететь в сознательном состоянии – около тридцати процентов. Девушки попытались полететь как обычно, и упали, как и должны были.
Да, они летали вокруг меня. Я думала, что мы могли бы стать друзьями. Но они лишь парили вокруг, словно рыбы, не замечая меня.
Вскоре я заметила, что у них нет сознания. Я подумала, что они заметили бы меня, если бы у них было сознание. Дело было лишь в этом, так почему же…
– Вам холодно? Вы дрожите.
Голос женщины холоден, как пластик.
Я обхватила себя руками – холодок не уходил.
– Позвольте спросить ещё одну вещь. Почему вы восхищались небом? Вы ведь ненавидели внешний мир.
Вероятно, потому что…
– У неба нет границ. Я думала, что если смогу идти туда, куда захочу, если смогу лететь туда, куда захочу, то найду мир, который не буду ненавидеть.
Голос спросил, нашла ли я этот мир.
Холодок не проходил. Я дрожала, словно кто-то тряс меня, и в глазах появилось жжение.
Я кивнула.
– …Каждую ночь я опасалась, что не смогу проснуться на следующий день, боялась не дожить до завтра. Я знала, что если засну, мне не хватит сил проснуться. Дни, тянущиеся, как верёвка, наполнял лишь страх смерти. Но благодаря этому я смогла почувствовать себя живой. Я каждый день чувствовала запах смерти, но лишь этот запах мог надёжно поддерживать жизнь. Поскольку я всего лишь отброшенная оболочка, я чувствую себя живой, только когда смотрю в лицо смерти.
Так и есть. Вот почему я люблю смерть больше жизни.
Летать куда угодно, идти куда захочу…
– Вы забрали моего мальчика, чтобы он составил вам компанию в смерти?
– Нет. Тогда я ещё не знала. Я была привязана к жизни и хотела летать, оставаясь живой. С ним я бы смогла.
– Вы с Шики похожи. Вы обе искали избавления, и вы обе выбрали Кокуто. Вы ищете своё чувство жизни в другом – и в этом нет ничего плохого.
Кокуто. Понятно, эта Шики приходила, чтобы вернуть его.
Получается, что мой спаситель оказался и причиной моей смерти. Впрочем, я не жалею об этом.
– Он очень наивен. Всегда такой непосредственный. Вот почему он смог бы полететь куда хочет, если бы попробовал. …Я хотела, чтобы он забрал меня.
Мне жжёт глаза. Я этого не чувствовала, но я, кажется, плакала.
Не потому, что мне грустно… Если бы я действительно могла с ним куда-то отправиться, стала бы я от этого счастлива? Это нечто несбыточное, это мечта, которая не должна осуществляться – вот почему она так прекрасна, что я не могу сдержать слёз. Это единственная мечта, которая была у меня последние несколько лет.
– Но Кокуто не интересует небо. Получается, чем больше хочешь в небо, тем дальше оно от тебя? Какая ирония.
– Вы правы. Я слышала, что у людей часто есть то, в чём они не нуждаются. Я могла лишь парить. Я не умела летать и могла лишь держаться в воздухе.
Жжение в глазах исчезло. В будущем этого, наверное, никогда больше не случится.