…О чем он говорит? Шики не нравится тот факт, что я не слишком долго размышляю? Или Шики не нравится тот факт, что ей нравится эта часть меня? Не знаю почему, но я вдруг решил, что верно второе.
– Ну, на сегодня объяснений достаточно.
Внезапно поднявшись, ШИКИ надел кожаную куртку.
– Пока. Ты мне нравишься, так что очень скоро снова увидимся.
Положив на стол деньги за гамбургер, ШИКИ быстро удалился.
Когда я расстался с ШИКИ и вернулся в свой район, солнце уже садилось.
Из-за всех этих недавних убийств людей на улице немного, хотя еще даже не стемнело.
Дома был мой кузен, Дайсуке. Чувствуя себя утомленным после всех этих разговоров с ШИКИ, я направился к котацу и засунул в него ноги. Но там уже были ноги Дайсуке, и мы, не говоря ни слова, стали бороться за небольшое пространство. В конце концов, я не смог уместиться, и пришлось снова вставать.
– Ты разве не занят, Дайсуке-сан? – спросил я его, беря мандарин со стола.
– Угу, – ответил Дайсуке. – Пять человек за три месяца – конечно же, мы заняты. Я так занят, что не могу даже сходить домой поспать. Где-то через час придется снова идти.
Дайсуке – полицейский. Неподходящая работа для такого лентяя.
– Как идет расследование?
– Неплохо. До сих пор никаких зацепок не было, но теперь убийца нам наконец-то кое-что оставил. Впрочем, похоже, что намеренно, – сказал Дайсуке, поднимая взгляд. Его серьезное лицо оказалось прямо передо мной.
– То, о чем я говорю, – секретно. Я расскажу тебе, потому что это связано с тобой. Я говорил тебе о первой жертве, так?
Дайсуке начал описывать места второго и третьего убийств… Я внимательно слушал и надеялся, что не все полицейские мира выдают секретные сведения так же просто.
Вторая жертва была разрублена по вертикали. От головы до паха. Орудие неизвестно. Одна из разрубленных половинок прилеплена к стене.
У третьей жертвы отрезаны руки и ноги, причем отрезанные руки пришиты к ногам.
Тело четвертой жертвы разрезано на куски, и на нем был отпечатан какой-то символ.
У пятой жертвы руки и ноги расположили так, чтобы получилась свастика.
– Очевидно, что убийца ненормален, – сказал я, пытаясь сдержать стремительно поднимающуюся волну тошноты.
Дайсуке согласился.
– По-моему, все намеренно делалось так, чтобы это было очевидно. А ты как считаешь?
– …Дай подумать. Мне кажется, то, что каждого из убитых разрезали на части, значения не имеет. Больше ничего сказать не могу, но…
– Но?
– Мне просто кажется, что убийца начинает привыкать. Следующий раз может быть не на улице.
– Ты прав.
Дайсуке закрыл лицо руками.
– Нет ни мотива, ни правил. Пока что это происходит лишь на улице, но такой, как он, способен зайти и в помещение. И если убийца не сможет никого найти на улице ночью, у него будет лишний повод зайти в чей-то дом. Просто хочется, чтобы власти приняли это во внимание и были наготове.
– Вот… – сменил тему Дайсуке. – Мы нашли это около пятой жертвы.
Дайсуке положил на стол значок нашей школы. Этому не придается особого значения, так как у нас и формы то своей нет, но на самом деле мы, находясь в школе, обязаны носить его где-нибудь на одежде.
– Не знаю, не заметил ли его убийца из-за того, что преступление было совершено на травяном поле, или специально его там положил. В любом случае, в этом должен быть какой-то смысл. Я к вам, возможно, скоро загляну, – мрачно сообщил он, нахмурившись.
3
Зимние каникулы окончились в мгновение ока. Единственным происшествием за это время был наш с Шики визит в храм на новый год. Но в остальном я, кажется, жил обычной жизнью.
Когда начался третий триместр, Шики еще больше отдалилась от окружающих. Ауру отторжения, которую она излучала, чувствовал даже я.
После того как все уходили, я заходил в класс и всегда встречал там ШИКИ. Он ничего не делал, просто смотрел в окно. Меня туда никто не звал и не приглашал. Но я просто не мог оставить эту хрупкую девушку, и потому составлял ей компанию, хоть это и было бессмысленно.
Зимой солнце заходит рано, и класс был окрашен красным. На фоне красного и черного стоял ШИКИ, прислонившись к окну.
– Я тебе говорил, что ненавижу людей?
В этот день, ШИКИ рассеянно начал разговор.
– Впервые слышу… ты серьезно?
– Ага, Шики ненавидит людей. Это у нее с самого детства. …Видишь ли, когда ты маленький, ты ничего не знаешь. Тебе кажется, что весь мир безоговорочно тебя полюбит. Раз они нравятся тебе, ты должен понравиться им… Это кажется здравой мыслью.
– Ты прав. Когда ты маленький, ни в чем не сомневаешься. Ты безоговорочно их любишь, и тебе кажется естественным, что эта любовь взаимна. Единственным, чего боялся я, были привидения. А вот теперь я боюсь людей.
ШИКИ кивнул, соглашаясь.
– Но это очень важный момент. Необходимо быть невинным, Кокуто. Поскольку ребенком думаешь только о себе, ты не замечаешь злых умыслов в других. Получаемое тобой чувство любви, пусть даже выдуманное, заставляет тебя проявлять доброту к другим, потому что люди могут выражать лишь те эмоции, которые им знакомы.
Солнце подсвечивает ее лицо красным цветом. Я не мог определить, ШИКИ был передо мной в этот момент или Шики, но роли это не играло – это был их монолог.
– Но со мной все иначе. Кто-то был со мной с самого рождения. Поскольку внутри Шики был ШИКИ, она знала других. Она узнала, что есть другие люди, которые думают по-другому, и что они не испытывают к ней безоговорочной любви. Поскольку еще ребенком она узнала, как неприятны другие люди, она не смогла их полюбить. Со временем она научилась их игнорировать. Шики знает лишь одну эмоцию – отторжение.
…Вот почему она ненавидит людей, говорят глаза ШИКИ… Мне почему-то захотелось заплакать.
– Но разве ей не было одиноко?
– Почему? У Шики есть я. Одной, конечно, было бы одиноко, но Шики не одна. Она в изоляции, но не одна, – сказал ШИКИ с уверенным лицом.