В этом лице нет обмана; ее, кажется, действительно это удовлетворяет.
Но все же…?
И все же…?
– Но последнее время Шики странно себя ведет. В ней есть аномалия – я, но она хочет отвергнуть меня. Отвержение – моя область, а Шики должна быть способна лишь подтверждать.
ШИКИ со смехом спросил, как так могло получиться. На его лице жестокая улыбка.
– Кокуто, ты когда-нибудь хотел кого-нибудь убить?
В этот момент солнце окрасило его лицо в багряный цвет, и сердце прыгнуло в моей груди.
– До такого не доходило. В крайнем случае – хотел ударить.
– Понятно. А у меня только это чувство и есть.
Его голос эхом разнесся по классу.
– Что?
– Я же говорил. Люди могут выражать лишь те эмоции, которые им знакомы. Я отвечаю за внутренние запреты Шики. То, что имеет низкий приоритет у Шики, имеет высокий приоритет у меня. Я этим довольствуюсь и знаю, что существую благодаря этому. Я – личность, отвечающая за подавленные желания Шики. Вот почему я всегда убивал свою волю. Я убивал темную сторону по имени ШИКИ. Я убивал себя снова и снова. Ясно? Убийство – это все, что я знаю.
Сказав это, он отошел от окна. Почему… этот молча приближающийся ко мне человек вдруг внушил мне такой ужас?
– Так что, Кокуто, – прошептал голос у моего уха, – убить для Рёги означает… уничтожить с целью самозащиты все, что пытается заставить ее раскрыться.
Улыбаясь, ШИКИ покинул класс. Это была невинная улыбка – так обычно улыбаются, когда кого-нибудь разыграют.
На следующий день, за обеденным перерывом…
Когда я спросил у Шики, не хочет ли она со мной пообедать, она выглядела очень удивленной. Тогда я впервые, с тех пор как встретил ее, увидел удивленное выражение на ее лице.
– Какой странный вопрос… – произнесла она, но приняла мое приглашение.
По желанию Шики мы направились на крышу. Она молча следовала за мной. Ее безмолвный взгляд сверлил мою спину. Возможно, она злится на меня… нет, точно злится… Я даже знал, что означали ее вчерашние слова. Она в последний раз предупреждала меня, что не надо с ней связываться, что она не знает, что может сотворить в противном случае.
Но Шики не понимает. Подсознательно она всегда посылала мне такие сигналы, и я к ним уже привык. Когда мы пришли на крышу, там никого не было. Наверное, учитывая, что на дворе январь, никто не хотел есть в таком холоде.
– Тут холодно, хочешь где-нибудь еще поедим?
– Нет, я хочу поесть здесь. Если хочешь, сам пойти куда-нибудь еще, не стесняйся.
Я удивленно наклонил голову, услышав вежливый тон Шики. Мы сели у стены, чтобы укрыться от ветра. Шики просто сидела, не распаковывая хлеб. Я же, напротив, почти доел второй сэндвич.
– Зачем ты заговорил со мной? – прошептала Шики настолько внезапно, что я не понял ее слов.
– Что ты сказала, Шики?
– Я сказала, почему ты такой беспечный? – сказала она, устремив на меня пронзающий взгляд.
– Жестоко. Меня называли чрезмерно честным, но беспечным – никогда.
– Наверное, из вежливости молчали, – убежденно заявила она, распаковывая свой яичный сэндвич. Звонкий шелест обертки вполне вписывался в атмосферу морозной крыши. Шики молча сидела и щипала сэндвич. Мне было нечего делать, так как я уже поел. Я решил, что прием пищи надо сопровождать разговором.
– Шики, ты, наверное, немного злишься?
– …Немного?
Она уставилась на меня. Я отругал себя за то, что сказал не подумав.
– Я не понимаю, но меня раздражает, когда ты рядом. Я ничего не понимаю – зачем ты со мной связался, почему не ведешь себя иначе после сказанного вчера.
– Я и сам не знаю причины. С тобой интересно, но если спросишь, почему, я не смогу ответить. Ну а что касается вчерашнего, можешь, пожалуй, считать меня оптимистом.
– Кокуто-кун, ты понимаешь, что я ненормальная?
На это я мог лишь кивнуть. У нее действительно раздвоение личности, и это действительно ненормально.
– Угу, это действительно ненормально.
– Именно. Поэтому ты должен понять, что я не из тех, с кем стоит общаться.
– Мы просто вместе проводим время, и неважно, нормально это или нет.
Шики полностью застыла. Она словно остановила время и даже забыла как дышать.
– А я не могу так же к этому относиться, – сказала она, проводя рукой по волосам. Ее кимоно колыхнулось, и я заметил повязку на ее тонкой руке, рядом с правым локтем. Ткань выглядела чистой и свежей.
– Шики, эта рана…
Шики встала прежде, чем я договорил.
– Если ты не понимаешь слов ШИКИ, я сама тебе скажу, – сказала Шики, глядя вдаль. – Если мы этого не прекратим, я тебя, вероятно, убью.
…Что я мог ответить на эти слова?
После этого Шики ушла обратно в класс, оставив после себя мусор, и я, оставшись один, начал его собирать.
– …М-да, все прямо как говорил Гакуто.
Я вспомнил разговор с Гакуто. Как он и говорил, я, наверное, глупец. Я не мог забыть Шики даже после того, как она меня полностью оттолкнула. Скорее напротив, мое сознание прояснилось. Может быть только одна причина, по которой с Шики так интересно.
– Я уже давно сошел с ума.
…Точно, как я раньше не заметил?
…Я настолько влюбился в Шики, что даже ее предупреждение, что она хочет убить меня, вызывает у меня смех.
4
Наступило первое воскресенье января. Я проснулся и зашел в столовую. Там я встретил Дайсуке, уже собиравшегося уходить.
– О, ты был здесь?
– Здорово. Я тут опоздал на последнюю электричку и зашел переночевать, а сейчас пора на работу. Завидую школьникам, вы-то всегда получаете обещанные каникулы.
Он выглядел невыспавшимся. Готов поспорить, занят поисками информации по тому серийному убийце.
– Ты вроде что-то говорил насчет визита в мою школу?
– Похоже, вскоре придется зайти. Скажу тебе прямо – три дня назад была шестая жертва. Видимо, жертва сильно сопротивлялась; мы нашли кусочки кожи убийцы под ее ногтями. У женщин длинные ногти, так что, думаю, она довольно сильно поцарапала руку убийцы. Наверное, это был жест отчаяния, но царапина должна быть глубокой – она отхватила почти три сантиметра кожи.