Мне это показалось смешным, и я хихикнула. Почему сердце чувствует боль, а я не чувствую? И вообще, что такое сердце? Откуда моя боль – из сердца или из мозга? Когда в мозг поступают слова, направленные причинить боль личности по имени Фудзино Асагами, он, защищаясь, порождает рану. Поскольку рана сообщает человеку о боли, любые сказанные мною в ответ слова – это просто лекарство, смягчающее боль. Вот почему я, хоть и не чувствую боли, понимаю ее сердцем. Но это, наверное, всего лишь иллюзия. Определенно иллюзия. Настоящую боль словами не излечить. Боль в сердце ничтожна, ее забываешь быстро; а вот рана на теле причиняет боль до тех пор, пока не заживет. Это – сильное доказательство жизни.
Если то, что называют сердцем, находится в моем разуме, значит там должна быть и рана. Значит я должна быть способна чувствовать боль, как в последние дни. Если воспоминания о днях, когда они меня насиловали, превратились в раны…
…Я снова вспомнила их смех и жестокие лица. Все эти изнасилования и угрозы. Когда тот парень с ножом набросился на меня, живот обожгло, и одежда на животе оказалась порезана. Поняв, что меня сейчас зарежут, я стала защищаться. Покончив с ними, я осознала, что жжение в животе было болью. Сердце снова сжалось. «Не прощу». Эти слова снова и снова повторялись в моей голове.
– Ах…
Мои колени дрогнули. Опять началось. Живот был в огне. Словно невидимая рука сжимала мои внутренности.
Меня затошнило. …Обычно я не чувствую тошноты. Закружилась голова. …Обычно я сразу теряю сознание. Онемела рука. …Обычно я ее вообще не чувствую, только вижу. Это настоящая боль. …Да, я чувствую себя живой.
Начало болеть место удара. Внезапно вспыхнула боль уже зажившей раны. Давным-давно мама сказала мне, что зажившая рана болеть не будет. Но она солгала. Рана от того ножа все еще болела, хоть и зажила.
…Но знаешь, мама, мне нравится эта боль. Для меня, никогда не чувствовавшей себя живой, нет ничего более живительного. Остаточная боль – не иллюзия.
– Надо быстро его найти, – прошептала я, тяжело дыша. Надо отомстить. Надо убить сбежавшего мальчишку. Это нехорошо, но в противном случае станет известно, что я – убийца. А я не хотела этого, ведь я наконец-то обрела чувство боли. Я хотела продолжать наслаждаться чувством жизни. И я заставила свое тело, испытывающее боль с каждым движением, идти в сторону места их тусовок. Я плакала от остаточной боли в животе. Но в тот момент даже это недомогание казалось прекрасным.
Глава 3
Расставшись с Азакой, я вернулась домой, а с наступлением ночи вышла в город. Пока что убито было пятеро. Четверо из них – в том подвальном баре два дня назад. Еще один, по словам Токо, вчера на стройплощадке. Я не видела связи между убитыми два дня назад и убитым прошлой ночью, но это не означало, что такой связи не было. Микия как-то сказал, что у тех, кто живет ночной жизнью, много общего. Отсюда высокая вероятность, что у тех четверых есть что-то общее с убитым вчера.
– Та девушка…
Я вдруг вспомнила девушку, которая была с Азакой. Аура смерти текла в ней словно по капиллярам. Поскольку к своим глазам я еще не привыкла, увиденное застало меня врасплох. Это было ненормальным. Возможно даже в большей степени, чем я. Но сама девушка была нормальной. От нее пахло кровью, и ее глаза, похожие на мои, словно говорили, что она не знает, по какую сторону границы находится. Она, судя по всему, и была объектом моей охоты, но я все еще пребывала в сомнениях. У этой девушки не было мотива. У нее, в отличие от меня, не было причин убивать из удовольствия, не было темной стороны, получающей наслаждение от убийства.
Наслаждение от убийства… Что подумал бы Микия Кокуто, если бы услышал такое? Отругал бы меня, сказав, что убивать нехорошо?
– Дурак.
Или это я дура? Микия Кокуто сказал, что я не изменилась. Видимо, я не отличаюсь от той, кем была до комы. Но разве я всегда ходила на прогулки по ночам? …Была ли я всегда ненормальной, ищущей, кого бы убить?
Нет, не так. У Шики не было такого желания. Точнее, было, но не обладало приоритетом. А следовательно, за это отвечал ШИКИ. Мужское начало, ШИКИ Рёги, ян, внутри женщины, Шики Рёги, инь. Я задумалась о напрашивающемся выводе. Он был внутри меня, но больше его нет. А раз его нет, значит он умер. А в таком случае… это желание убивать может быть лишь моим собственным. Как и сказала Токо, работа как раз для меня – я, без сомнения, рада возможности кого-нибудь убить.
…Полночь почти наступила. Я доехала на электричке до станции, на которой бываю редко. Из этого вечно бодрствующего, шумного города вдали был виден большой порт.
Расставшись с Азакой, я выбрала следующий пункт назначения. Я не знала, куда мог побежать уцелевший, но полагала, что был способ его найти. Единственными, кто общался со мной напрямую, были четверо, которых я убила, и тот, который убежал, но было также множество мест, в которые они меня водили. Если я пойду туда и спрошу, куда отправился уцелевший, смогу найти, где он скрывается. Поскольку такие, как он, не могут обращаться в полицию или в школу, полагаться они могут только на своих. Держась за горящий живот, я шла по ночному городу. Мои колебания насчет визита в сомнительные заведения стали казаться глупыми на фоне мучившей меня боли и воспоминаний об изнасилованиях.
По третьему посещенному мною адресу я встретила человека, назвавшегося другом Кэйты. Он работает в большом здании, переделанном под клуб караоке. Неприятно улыбнувшись, он согласился немного поговорить со мной. Улизнув с работы, он повел меня в «тихое место, чтобы поговорить». По своему длительному опыту я знала, что мы направлялись к месту их сборищ. Такие люди способны учуять слабых. Этот человек с притворно-ласковой улыбкой, должно быть, увидел во мне легкую добычу, которую можно изнасиловать. Он, наверное, знает, что друзья Кэйты Минато меня тоже насиловали. Вот почему он беззаботно повел меня туда. Зная это, я все же согласилась пойти с ним. Этот мужчина, который был на несколько лет старше меня, направлялся в безлюдное место. Держась за живот, который стал болеть еще сильнее, я сосредоточилась.