– Получается, защита Кэйты Минато – занятие, не лишенное смысла. Раз мы не можем ее найти, используем его как приманку. Если сработает, будет жарковато, так что вам с Кэйтой лучше остаться здесь.
И я наконец понял… для чего здесь нужна была Шики.
– Жарковато?.. Что вы собираетесь делать с Фудзино Асагами?
– Зависит от обстоятельств, возможно придется прибегнуть к силе. В конце концов, этого даже клиент желает. Он не хочет, чтобы его дочь объявили убийцей. Он сказал избавиться от нее прежде, чем дело получит огласку.
– Что? Но она же не без причин убивает!.. Я думаю, с ней можно поговорить.
– Нельзя. Ты не все знаешь. Ты не знаешь про последний удар, который довел ее до убийства. Погрузив Кэйту в сон, я заставила его признаться. Он рассказал, что главарь в последнюю ночь напал на Фудзино с ножом. Она, по-видимому, была ранена. Вот что подвигло ее на месть.
…Нож… Так ей угрожали ножом даже после изнасилования? Но почему из этого следует, что ей уже не помочь?
– Проблема вот в чем. Ее ранили в живот в ночь с двадцатого. Шики встретила ее два дня спустя. И раны у нее уже не было… Она полностью зажила.
– Ранили в живот...
Стоп. Дальше не думай. Разум попытался остановить меня, но не преуспел. Ночь с двадцатого, ученица Академии Рэйен, рана на животе…
– По словам Кэйты, по телефону она говорила, что не может простить их, потому что рана продолжает болеть. Болит уже зажившая рана. Скорее всего боль от удара ножом приходит, когда она мысленно возвращается к моменту изнасилования. Ужасные воспоминания вызывают ужасную боль. Я уверена, что эта боль – иллюзия, но для нее она, должно быть, реальна. Это как приступ. Каждый раз, когда Фудзино охватывает существующая лишь в ее воспоминаниях боль, она убивает. Кто гарантирует, что этого не случится во время разговора с ней?
Но это значит, что пока она не чувствует боли, с ней можно говорить. Прежде чем я успел это сказать, заговорила Шики:
– Ошибаешься, Токо. Ей действительно больно. Боль по-прежнему в ее теле.
– Не может быть. Получается, ты ошиблась, сказав, что ее рана полностью зажила, Шики?
– Рана от ножа зажила. В ней нет ни кусочка металла. Ее боль по-настоящему появляется и исчезает. Когда ей больно, становится слишком поздно, а когда не больно – неинтересно. Я же говорила, я ушла, потому что ее даже убивать смысла не было.
– Ну, если бы в ней до сих пор были кусочки металла, она была бы уже мертва… но зажившая рана, которая продолжает болеть – это как?
Токо-сан с озадаченным видом достала сигарету. Меня слова Шики тоже привели в недоумение. Рана болит, пока не заживет – это нормально. Но как может время от времени возвращаться боль уже зажившей раны? Как будто само чувство боли осталось в теле.
– …Оо.
Меня вдруг осенило. Это не было связано с ее непонятными симптомами, но я вдруг понял, почему Кэйта назвал ее странной.
– Кокуто, это что, такая новая оздоровительная процедура – распевание гласных?
…Вряд ли кто-нибудь стал бы такое выполнять, даже если б помогало.
– Нет, я про странность Асагами.
Токо-сан подняла бровь. Ну да, я ведь рассказал ей лишь краткую версию моей истории, и об этом, похоже, не упомянул. Я рассказал ей о странном поведении Фудзино.
– Разве не странно? Кэйта Минато в своем рассказе заметил, что ей было словно все равно, что с ней делают. Сначала я решил, что она просто сильная девушка, но я ошибался. Она не очень решительная.
– …Ты говоришь так, будто знаком с ней, Микия, – заметила Шики, внимательно посмотрев на меня. Инстинкт посоветовал мне проигнорировать ее. …В противном случае я мог нарваться на неприятности.
– Возможно… Я в этом не сильно разбираюсь, но, думаю, у нее может быть что-то вроде парестезии, или потери чувствительности.
Потеря чувствительности – это, как и следует из названия, расстройство, при котором перестают функционировать органы чувств. Это очень редкое заболевание, оно практически не встречается, но в данном случае может объяснить ее странные симптомы.
– Понимаю. Это кое-что объясняет, но не все. Если у нее потеря чувствительности, она даже при ударе ножом не почувствовала бы никакой боли. Надо узнать, врожденное ли это и повреждена ли ее нервная система. Итак, исходя из допущения, что у нее потеря чувствительности, могло ли что-либо нарушить эту нечувствительность, вроде сильного удара по спине или приема большого количества стероидов?
Сильный удар по спине… точно.
– Насколько я знаю, ее ударили битой по спине, впрочем не знаю как сильно, – сказал я, стараясь выглядеть бесстрастным.
Токо-сан лишь рассмеялась.
– Понятно. Эти, скорее всего, размахнулись по полной. У нее, вероятно, был поврежден позвоночник. Даже небольшая трещина – уже повреждение. А потом ее, не понимающего этого ощущения, еще и изнасиловали. Уу, получается, это была первая боль, которую она почувствовала? Она, наверное, не понимала, что это за раздражение. Даа, просто удивительно, что ты решился защищать Кэйту Минато, – усмехнулась Токо-сан.
Есть у нее такая дурацкая манера – загонять человека словами в угол. Наверное любит устраивать психологические атаки, а под руку обычно я попадаюсь. Обычно я с ней спорю, но на этот раз ответить не мог. …Не был уверен в собственной правоте. Оставалось лишь отвести взгляд и проигнорировать ее.
– …Так позвоночник каким-то образом связан с потерей чувствительности, Токо-сан?
– Ну да, спинной мозг ведь управляет нервной системой, так? Когда возникают проблемы с чувствительностью, причина обычно где-то в позвоночнике. Знаешь, что такое сирингомиелия?
…Такой медицинский термин мне, конечно же, не знаком. Я покачал головою, и Токо-сан разочарованно опустила плечи.
– Сирингомиелия – самый распространенный случай потери чувствительности. Смотри, Кокуто, есть два вида чувств. Есть поверхностные, позволяющие чувствовать такие вещи как боль, температуру и прикосновение. А есть глубокие, сообщающие о движении и состоянии тела. Обычно оба вида чувств работают одновременно. Понимаешь ли ты, что представляет собой человек, абсолютно лишенный чувств?