– Я тебе когда-нибудь говорила, насколько ты упрямая ослица? Не лучшая твоя черта. Поэтому Микия никак не хочет идти с тобой на прогулку. Как в этот новый год.
Лицо Азаки искажается в гримасе раздражения. Почему-то мне кажется, что я попала в точку.
– Ладно. Я все равно давно ждала подходящего момента.
После этого она прыгает на меня изо всех сил. Толчок выбивает меня из сидячего положения и заставляет упасть на кровать, Азака садится сверху. Она борется со мной, прижимая меня с удивительной силой, и начинает тянуться за ножом в рукаве.
Эта девушка – обычный темпераментный случай. Почти как раненый, загнанный в угол медведь – если напугать ее слишком сильно, она взбесится. Слов недостаточно, чтобы заставить ее отказаться от желаемого, так что с сомнением я достаю нож из рукава и передаю его ей, просто чтобы закончить эту нелепость на кровати. Получив нож, она сползает вниз и идет к столу, а я остаюсь лежать.
– Черт, сила есть – ума не надо. Теперь у меня синяк на руке. Чем они тебя блин кормят, стероидами?
– Просто обычная диета из хлеба и овощей, спасибо, – говорит она издевательским тоном. Пока она прячет нож в стол и проверяет, заперта ли дверь, я снова сажусь и гляжу на спину Азаки. Было бы лучше закончить на этом, но мне просто необходимо высказаться.
– Не ожидала, что ты настолько сильная. Должно хватить, чтобы завалить Микию на кровать, когда ты наконец соберешься это сделать.
В мгновение ока лицо Азаки становится красным. Ну, я точно не знаю, так ли это, поскольку она сидит спиной ко мне, но ее красные уши рисуют не самую лестную картину.
– Ч… чт… что… – заикается она, глотая слова. Она оборачивается ко мне. Так и знала, лицо красное.
– Что за чушь ты только что сказала?!
– Ничего. По крайней мере, ничего важного для меня.
Она не ведется. Мы пялимся друг на друга, я и полыхающее красным лицо Азаки. Когда кажется, что секундная стрелка сделала уже сотый шаг, Азака разочарованно вздыхает и спрашивает.
– Так ты знаешь?
Кажется, она задержала дыхание в ожидание ответа.
– Это не я первой заметила, могу тебя заверить. Но нет нужды беспокоиться. Микия не в курсе.
С явным облегчением, Азака выдыхает. То, что я сказала – правда. Это не я первая заметила. Это был Шики, видевший Азаку насквозь с их первой встречи. И через него Шики тоже узнала об этом. Если бы не он, я не думаю, что вообще поняла бы это. Рядом с Микией она очень осторожна, и если его нет, она редко говорит о нем, даже если беседа подходит к теме ее брата, если, конечно, речь не о моем плохом влиянии, ну и так далее.
Посвежев и вернув былое хладнокровие, она смотрит на меня в ответ.
– Ты не злишься на меня, Шики?
Я не понимаю, почему должна злиться, и не злюсь, так что качаю головой в ответ. И вижу еще более непонимающий вид Азаки.
Стоп, мы все еще говорим о Микии? Но он не мой…
…кто не мой?
Я пытаюсь вытащить это из головы, задав Азаке первый пришедший в голову вопрос.
– Вы же родственники? Откуда такие склонности?
К сожалению, это оказывается самый взрывоопасный вопрос из всех, которые я могла придумать.
– Это потому… что я люблю быть особенной. Или точнее, я люблю вещи, которые мне запрещали, «табу». Следовательно, Микия… Он просто не… он не может ответить на мои чувства, и я счастлива, что это так. Я везучая, правда? Я всегда буду рядом с тем, кого люблю.
Я смеюсь про себя. Не над ней, но над неожиданным, но точным наблюдением, что чудиков тянет к Микии.
– Ты больная.
– А сама-то.
Резкость наших ответов не остается незамеченной, и несколько секунд мы молчим. Но затем она улыбается, и я улыбаюсь в ответ. Достигнув бессловного соглашения, мы решаем оставить все как есть и пойти спать.
Азака явно собирается завтра что-то сделать. Она засыпает уже через минуту после того, как падает на подушку. Мои ночные привычки, однако, полностью противоречат правилам этой школы, так что для меня намного сложнее просто уснуть, когда захочется. Я бодрствую еще долгое время, слушая секундную стрелку настенных часов Азаки, потому как мне больше нечем заняться, разве что пялиться на окружающую местность из окна напротив кровати. Сейчас даже несколько драгоценных огней, слабо горевших на территории лагеря, потушены. За двором видна только темная чаща леса Рейен, куда не может пробиться лунный свет. Кроны деревьев, чьи ростки теперь дали путь толстой и неразрушимой тишине.
Как можно тише, я лезу в левый рукав. Чего Азака не знает, так это то, что я украла два ножа. Я вытаскиваю его и рассматриваю, держа над головой так, чтобы те крохи света, что попадают в комнату, падали и на него. Я планировал использовать этот, а тот, что забрала Азака, хотела взять в домашнюю коллекцию. Не хотелось пачкать этот клинок, но я понимаю, что это глупая мечта.
– Все сегодня ночью заняты, – шепчу я себе, возвращаясь к рассматриванию леса за окном, чтобы увидеть множественные, но слабые огни, летающие вокруг тьмы Рейена как светлячки. Их по меньшей мере десять или двадцать. Вчерашней ночью я видела нечто похожее, но тогда их было всего один или два, и я сомневалась, что они были чем-то кроме игры моего воображения. Теперь нет сомнений, что это феи, и их деятельность внушает подозрения. Должно быть из-за случившегося днем с Азакой. Теперь маг, управляющий ими, должна поспешить со своими планами.
– Мы тебя скоро проверим, – бормочу я блестящему в моих руках лезвию, позволяя ему поймать тусклый лунный свет из окна. Это будет последняя ночь, которую я провожу в Рейене, я уверена. Что бы ни случилось, оно случится завтра.
Записи в Забвении – 5
– Я не знаю, что хорошего в этой договоренности.
– Все еще есть способ. Всегда есть способ починить то, что сломалось, – отвечает человек.
– Но можно ли восстановить меня? – спрашиваю я.
– Я могу переделать вещи. Сделать их целыми еще раз. Грех не принадлежит тебе, и такие чистые вещи не должны касаться нечистого. Оставайся такой, какая есть, и все будет хорошо, – отвечает он.
– Но разве я чиста? Когда-то была. Но сейчас я не уверена.
– Хотя ты сдерживаешь растущую в себе тьму собственными руками, те руки все еще чисты, все еще не замараны, – он кивает и счастливо смеется. – И таковыми они должны оставаться. Такая грязь – это рак нашего мира, и она должна исчезнуть сама или быть удалена. Это жалость – поступать так для таких нечистот, путешествующих с душой, пройдя династию повторяющихся проклятий. И дабы не замарать тебя, нужно использовать кое-что еще.
Но чем это закончится? Я не могу ответить, и я не озвучиваю дерзкий вопрос.
– Вечность беспощадна, и эта постоянная скорбь должна быть извлечена и возвращена тебе. Хотя ты думаешь, что она утеряна в забвении, память повторяется подобно записи, – говорит он.
– Я ничего не забыла, ничего из этого, – отвечаю я.
– Забвение – это мысли, исчезнувшие в твоем сознании, блуждающие по пустошам снов. Не забыты, не потеряны, – прямо говорит он.