Я невольно вспомнил свой разговор с Сары-Саем. Почему старик, будто бы нарочно, перевел разговор на другую тему?
— Меня удивляет Айдар, — вслух думал Фаязов. — Сколько натерпелся в жизни от бая, и вот…
— А чего тут удивляться? — заметил председатель. — Он бывший батрак Султанбека, вырос в его кибитке. Вот бай и рассчитывает на него.
— Значит, у него есть связи с Султанбеком? — быстро спросил Фаязов.
— Что ты! — замахал руками председатель. — Никогда не поверю! Просто Айдар человек несознательный, колеблющийся. Вот к нему и липнут враги.
— Надо устроить засаду на острове, — решил начальник заставы. — Я пойду первым. И Максимов пойдет со мной. Будем ловить этих незваных гостей.
Фаязов велел Максимову готовиться, а председатель заторопился в правление. Начиналась уборка урожая. Дела шли довольно плохо. Назаршо нервничал. Многие колхозники не выходили в поле, а те, которые являлись, работали неохотно и небрежно. Очевидно, сказывалась вражеская агитация. О колхозах распространялись самые различные слухи. Та часть населения, которая не вошла в колхоз, относилась к нему равнодушно, а баи и муллы смотрели на колхозников с ненавистью. И эту ненависть больше, чем кто-либо другой, ощущал на себе Назаршо.
Мы посылали наряды на острова каждую ночь, надеясь подстеречь бандитов. Пошел и я, взяв с собою Мир-Мухамедова. Позицию мы выбрали удобную — в кустах на пересечении двух просек на островке Сары-Гор. Отсюда почти весь остров просматривался отлично.
До рассвета просидели мы, стараясь ни шепотом, ни шорохом не выдать своего присутствия. Наконец начало рассветать. Пасмурно-синее небо очистилось и стало светлым, будто выполосканным. Мрак сполз с темных скатов гор, оседая в ущельях. Он стлался над рекой и потом исчез совсем. И там, на сопредельной стороне, за которой наши глаза напряженно наблюдали всю ночь, уже отчетливо стали видны очертания гор, трещины в скалах, влажная галька, которую моют набегающие волны.
Вдруг Мир-Мухамедов предостерегающе поднял руку и прислушался. Его чуткий слух уловил еле различимый шорох.
— Товарищ политрук, кто-то идет к нам, — шепнул он.
Через протоку по выступающим из воды камням пробирался человек. Он крался, оглядываясь и часто останавливаясь. «Кто бы это мог быть? Не иначе, как нарушитель границы», — мелькнула у меня беспокойная мысль, и в сознании мгновенно возник план задержания. Я уже наметил куст, куда мне надо незаметно пробраться, чтобы отрезать неизвестному путь от границы.
— Наверно, за хворостом, — шепчет Мир-Мухамедов.
Хворост дехкане собирают зимой и летом. Но на острова ходить запрещено. Ведь граница рядом.
Я с тревогой наблюдаю за человеком. Он идет по тропе-просеке прямо на нас. Босой, штаны закатаны до колен, в одной руке — топор, в другой — веревка. И вдруг я узнаю Айдара.
На крохотной поляне Айдар остановился, растянул на траве веревку и неторопливо стал рубить длинные хворостины и складывать на веревку.
— Смотрите, Савсан идет, — тронул меня за плечо Мир-Мухамедов.
И в самом деле — по просеке шла Савсан. Под ногами ее звонко треснула ветка. Треск услышал Айдар и резко метнулся за куст.
Савсан остановилась около поляны, метрах в восьми от нас, стала сгибать ветки и неумело рубить их каким-то тесаком, похожим на кинжал.
Из-за куста поднялся Айдар.
— Савсан, — тихо позвал он.
Девушка обернулась испуганно, но, узнав парня, вновь стала рубить хворост, Подойдя к ней, Айдар что-то сказал, но Савсан не ответила. Она покусывала губы и сердито стучала тесаком.
— Айдар спрашивает, почему она такая злая, — перевел мне Мир-Мухамедов, но я и сам понял эту фразу.
Савсан рубила хворост, не глядя на Айдара, а он улыбался и подходил к ней все ближе, ближе. Вот он протянул руку, но Савсан отскочила:
— Уйди!
— Чего злишься? — Айдар схватил Савсан за руку.
Девушка вырвалась.
— Басмач! Бай! — закричала она и вдруг зарыдала, Айдар нежно обнял ее за плечи, что-то ласково сказал. Нам не слышно. Савсан уже не вырывается. Она всхлипывает, отвернулась от него.
Долго стояли так Савсан и Айдар. Потом девушка высвободилась и побежала к нарубленным веткам. Айдар двинулся за ней, повторяя:
— Савсан! Савсан! Савсан!
— Ты не любишь меня, — проговорила Савсан, обернувшись.
— Глупая… — Айдар усмехнулся. — Я тебя люблю и хочу один на тебя смотреть. Не могу, чтобы все смотрели.
Мир-Мухамедов улыбается и поглядывает то на меня, то на них. И у меня на душе становится теплее.
Савсан собрала свой хворост и понесла к протоке. Айдар еще немного порубил, а потом пошел следом за ней. Я обязан был их задержать, но не захотел портить им настроение. Пусть они радуются. Может быть, в этой семье молодых любящих людей наступит счастье.