Вот и застава. Назик не в силах была переодеться, привести себя в порядок и прямо направилась к домику, на котором алел красный флаг. Было это в субботу. Фаязов проверял наряды на границе, а в казарме шла уборка. По всему двору были разложены матрацы, койки. На веревках сушились портянки, белье, гимнастерки. Под развесистой чинарой на скамейке дежурный по заставе Мир-Мухамедов протирал тряпкой керосиновые лампы. Старшина Прищепа с перевязанной головой считал и складывал на разостланную простынь постельное белье, которое ему сдавали командиры отделений Максимов и Кравцов.
Во двор вошла босая, с узелочком в руках молодая женщина и остановилась около чинары.
— Эй, вояки! Чего не встречаете? — насмешливо и смело окликнула она красноармейцев.
— Гражданочка, сюда нельзя, — закричал дежурный по заставе и побежал к ней.
— Как это — нельзя? — улыбнулась Назик. Некрасивое лицо ее на мгновение стало милым и каким-то лукаво-дерзким.
— Вы же видите — это воинское подразделение! — сказал дежурный.
— Вижу. Застава, — не смутилась Назик.
Непрошеную гостью надо было как-то выпроводить со двора.
Когда Мир-Мухамедов собрался уже это сделать, он увидел на груди незнакомки выглянувший из-под плаща, сильно запыленный, в ободке красной материи орден Боевого Красного Знамени. Такого ордена никто не имел не только на заставе, но и в штабе, даже сам начальник отряда.
— Кто вы такая? — уже другим тоном, с явным уважением, спросил дежурный и цыкнул на красноармейцев.
Те сразу замолчали. Мир-Мухамедов не сводил глаз с ордена.
— Давно бы спросили, — сказала она. — Я жена Фаязова.
— А у него… разве есть жена? — еще больше удивился Мир-Мухамедов.
— Как видите, есть, — сказала Назик. — Что вы так смотрите? Не верите, что такая может быть жена у начальника… босая, запыленная и маленькая. А где Фаязов?
— Он скоро будет, — сказал дежурный. — И все-таки я попросил бы вас…
— Документы? Вот, пожалуйста.
— Вы армянка? — рассматривая партийный билет, спросил дежурный. — А я думал…
— Армянка, дорогой, армянка, другая бы не поехала из Ташкента на Памир искать мужа.
Назик расхохоталась.
— А вы и секретарем райкома были? — продолжал удивляться красноармеец, все больше проникаясь доверием к этой необыкновенной женщине.
— Кем я только не была, дорогой! И секретарем ячейки, и агитпропом, и секретарем райкома, и медсестрой, и бойцом…
Я был в канцелярии и слышал весь разговор. Я тоже не знал, что у Фаязова есть жена, и вышел во двор.
— Товарищ политрук, жена начальника прибыла, — сказал Мир-Мухамедов.
Назик вскинула на меня свои быстрые и чуть удивленные глаза и подбежала ко мне.
— Ой, как вы далеко! — воскликнула она и пожала мне руку. — Прямо не верится, что я уже здесь! Дома! — Тут она взглянула на себя и ужаснулась. — Видали такую грязнулю?
Я повел Назик на квартиру Фаязова. Она не вошла, а вбежала в маленькую комнату, на ходу подняла с пола чайник и поставила на плиту, убрала с подоконника консервную банку, поправила полотенце на гвоздике и оглядела все женским критическим взглядом.
— У-у, какая комнатища, — улыбнулась она не то с грустью, не то с удивлением.
Только сейчас мне бросилось в глаза, как неуютна комната начальника заставы. Возле стены стояла красноармейская койка, посередине — столик, накрытый пожелтевшей газетой. На вешалке, прикрепленной высоко на стене, висели шинель, шуба и сабля. А другая комната была совсем пустая, если не считать ведра с водой. Назик потрогала занавеску, подвинула ведро.
— Вот что значит — нет женских рук. Эх вы, мужчины, мужчины!
Она села на кровать и, прижавшись спиной к стене, откровенно призналась:
— Ох, если бы вы знали, как я устала и как хочу есть!
— Сейчас накормим, — сказал я.
— Это что? Сюда принесут? Еще чего не хватало. Сама пойду. Я не гордая. И заодно кухню посмотрю и с поваром познакомлюсь. Я все должна знать.
Прошло два дня. Назик успела перезнакомиться со всеми красноармейцами, многих уже называла по имени, а Фаязова все не было. По вечерам, когда темнело, под чинарой вокруг нее собирались все, кто был свободен от нарядов. Начинались задушевные беседы, иногда прерываемые взрывами смеха. Они сменялись песней — их Назик знала множество.
Вечером на второй день в воротах появилось два всадника, Назик бросилась к соскочившему с коня Фаязову.
— Назик? Ты? Откуда? Как ты здесь оказалась? — спрашивал Фаязов. Он сжимал своими могучими руками тоненькую Назик и смотрел на нее с восхищением и чуть удивленно.