— Зачем отца? Муж есть, — проворчал Сары-Сай.
— Айдар — басмач! Сары-Сай — басмач! — вдруг зло закричала Савсан, вскочила и стала быстро связывать одеяло.
Она ни за что не хотела возвращаться в кишлак. Когда я стал ее уговаривать, она гневно взглянула на меня и, схватив свое одеяло, быстро зашагала прочь. Сары-Сай сидел нахмуренный и даже не поднялся. Я догнал Савсан. Она остановилась и смерила меня враждебным взглядом.
— Айдар — не надо, в кибитку — не надо, на заставу пойдешь, будешь работать прачкой, стирать белье, — Сказал я по-таджикски.
Савсан задумалась.
— Заставу пойду, — согласилась она. — Работай будем, кибитка не пойдем.
Мы с Савсан вернулись к Сары-Саю.
— Отведи ее на заставу, — сказал я старику.
И, хотя это было сказано по-русски, Савсан мгновенно все поняла:
— Сары-Сай не пойду!.. Ты, Петр-ака, пойду…
— Тебе придется ждать час или два, — сказал я медленно по-таджикски.
— Буду ждать, — тоже по-таджикски упрямо ответила она.
Проверка поста заняла у меня меньше часа, и вскоре мы уже возвращались домой. Савсан я посадил на коня, а мы с Сары-Саем пошли пешком.
На полпути нам встретился Айдар. Савсан издали заметила знакомую фигуру в черной расстегнутой рубахе, высоких армейских сапогах. Она остановилась, слезла с лошади и испуганно прижалась к скале. Айдар был темнее тучи. Не поздоровавшись, не говоря ни слова, он бросился к Савсан, схватил ее за руку и с силой потянул к себе. Девушка вскрикнула, вырвалась и вновь отпрянула к скале.
Айдар застыл. Глаза гневно блеснули. Он подбежал к Савсан, снова рванул ее за руку.
— Оставь ее! — крикнул я и преградил ему путь.
Айдар схватил меня за грудь и занес кулак для удара, но Сары-Сай удержал его руку.
— Айдар! Айдар!.. — повелительно крикнул он.
Парень отступил. Сары-Сай принялся ласково успокаивать его, а потом стал уговаривать Савсан вернуться к мужу. Но в голосе его воркующе-ласковом почудилось мне что-то неискреннее. Старик то и дело поглядывал на меня, будто ждал моего одобрения. Савсан слушала, отвернувшись, покусывая губы.
Айдар вновь взял ее за руку, но девушка вырвала руку и отбежала, крикнув:
— Мой — комсомол, ты — басмач!
Айдар побледнел, круто повернулся и зашагал в сторону кишлака, а мы свернули к заставе.
Назик и Савсан
— Вот и Савсан! — сказал я выбежавшей к нам Назик. — Она будет жить на заставе.
— Это Савсан? — воскликнула Назик, разглядывая девушку с любопытством. — Хороша, хороша, просто прелесть.
Смущенная Савсан смотрела на нее и, видимо, старалась вникнуть в смысл ее слов. Тогда Назик заговорила по-таджикски. Савсан оживилась.
— Ты таджичка? — спросила она.
— Нет, Савсан, армянка. Родилась в Армении, а выросла в Самарканде и говорю по-таджикски, — улыбнулась Назик.
Потом обе долго говорили; говорили, перебивая друг друга. Савсан показала комсомольский билет, Назик — свой партийный. Они рассматривали их и тихо беседовали, как старые знакомые.
— Вы знаете, — как-то таинственно, будто по секрету, шепнула мне Назик, — эта девушка очень, очень способная. Дай ей знания — и она горы будет ворочать.
С тех пор Назик и Савсан стали неразлучными подругами. Они всюду были вместе. Савсан назначили прачкой на заставе. Стирать она, конечно, как следует не умела. Учила ее Назик.
Савсан быстро осваивала немудреную науку стирки и вскоре уже перестала нуждаться в наставнице. Однако Назик по-прежнему работала вместе с ней.
Стирали они в бане, и вскоре баня стала самым веселым местом на заставе: тут обсуждались житейские дела, шла веселая перепалка с красноармейцами, вечно звенел смех.
Назик, которой, казалось, до всего было дело, первая завела разговор с Фаязовым о том, что внутри всех помещений на заставе надо произвести побелку. И вскоре Прищепа и Фартухов привезли в двуколке два мешка мела, Назик по-хозяйски раскрыла один мешок, потрогала молочно-белые катышки.
— Мало, — сказала она.
— Пока хватит, — ответил Фаязов.
— Что ты? Я же знаю. Не хватит. Это на одну стену. А нам его много надо. И казарму побелить внутри, и снаружи, и кухню, и столовую, и канцелярию, и нашу квартиру. Нельзя жить, как в конюшне!
— Ты, что же, все сразу хочешь? — удивился Фаязов.
— Конечно. Не буду ждать, как ты, два года. Извести н е т, глины н е т, воды н е т! Неправда. Все есть!
Фаязов удивленно прищурил свои весело поблескивающие глаза:
— Это верно. Но зачем вот так, при всех, мужа критиковать?