— А я ведь не только тебя. И Прищепу и Крылова!.. — Назик хитровато взглянула на нас. — Они же твои помощники, и им тоже полагается думать.
— Слышите, Прищепа? Какая тут критика против нас?
— Може ще поихаты? — спросил старшина.
— Правильно. Захвати три лошади, мешки…
— Вот это мужской разговор, — одобрила Назик. — Но это не все. Нужно глины повозку, воды, людей. Тут работы на неделю. Надо же все грехи твои позамазывать.
— Ладно, будет вода и глина.
Из-за этих двух мешков мела неожиданно обычный день заставы превратился в хозяйственный. Фаязов еще ощупывал шершавые, потрескавшиеся стены, а Кравцов уже снимал в казарме лозунг: «Бдительность — наше оружие»; бойцы выносили во двор кровати, тумбочки, постовую одежду, приспосабливали конские щетки для побелки, несли ведра, лопаты. Назик облачилась в фартук из старой простыни. Поварским ножом, длинным, как сабля, она то скребла стену, то, охваченная азартом деятельности, носилась по казарме, по двору, стараясь всех занять работой.
К концу недели все помещения заставы сияли и блестели. Стало приятно зайти в казарму, в столовую, даже в канцелярию.
Решили побелить и школу в кишлаке. Собрались все жители от мала до велика. Стояли, сидели, заглядывали в окна мужчины и женщины, старики и дети. Побелка шла внутри, а снаружи Савсан и несколько девушек мазали стены глиной. И тут я заметил Айдара. Он понуро сидел под дувалом и смотрел в землю.
Когда я подходил к дверям школы, Айдар догнал меня и тронул за плечо.
— Не надо Савсан застава, — прохрипел он, преграждая мне путь.
— Как — не надо? Ты нападаешь на нее, бьешь. Вот она и сбежала на заставу. Что ей было делать? — сказал я по-таджикски.
Айдар застонал.
— Пусть идет кибитка. Мой не трогай будет, — сказал он с тоской.
— Ты это Савсан скажи.
— Савсан не слушает.
— Ты обидел ее.
— «Обидел, обидел»! Ты! Ты все! Зачем разрешаешь Савсан застава? — Он сумрачно взглянул на меня и ушел.
Внутри школы заканчивалась побелка, когда ко мне подошли Назик с Вахидом.
— Петр Андреевич, хорошо, что вы пришли. Мы с Вахидом вспоминали вас.
— Ругает Назик меня и вас, — сказал смущенный Вахид, весь в пятнах мела.
— А как же не ругать, дорогой мой Вахид? В кишлаке родилась комсомольская ячейка. Комсомольцы на ликбез ходят и школу белят. Но, дорогой, их надо вовлекать в общественные дела. А дел этих уйма.
— Подождите, Назик-джан, все будет. Мы существуем всего без году неделя, — сказал Вахид.
Назик положила маленькую ладонь на мускулистую руку Вахида:
— Не обижайтесь, Вахид, но у вас даже представления о комсомольской работе нет, поэтому и дело движется медленно. Это и со мной так было. — Она с укором взглянула на меня. — Давайте, Петр Андреевич, поможем им.
— Поможем, — кивнул я.
С каждым днем неутомимая Назик становилась всем нам ближе. Однажды она объявила, что я должен столоваться у них.
Фаязов поддержал ее:
— Вам лучше, и нам будет веселее, а готовить ей все равно: что на двоих, что на троих.
Мне хотелось получше узнать Фаязова, и я согласился. На другой же день я отправился к начальнику заставы ужинать. Пришел я рано. В коридоре со свистом шумел примус, будто хотел разорваться. На сковороде жарилась свежая рыба. Над ней колдовала Назик. За столом, покрытым белой скатертью, курил Фаязов. Я сел против него. В гости ждали и Вахида. Поэтому квартира и хозяева были немного принаряжены.
Я чувствовал себя неловко и молчал. Фаязов тоже курил молча. Но вот во дворе показался Вахид. Его сопровождал дежурный. Назик побежала встретить учителя, ввела его и усадила рядом с Фаязовым, потом вышла и появилась со смущенной Савсан. Назик подталкивала ее, и та, с залитым краской лицом, упиралась, опустив голову, и не знала, куда деть глаза.
Начался ужин. И тотчас у меня и, вероятно, у Вахида прошло чувство неловкости, а смущение Савсан точно рукой сняло. Как-то незаметно и быстро сумела Назик создать атмосферу простоты и даже веселья, будто за столом собрались давние хорошие друзья.
После ужина мы с Фаязовым вышли покурить в коридор, а Назик подсела к Савсан, и они с Вахидом втроем о чем-то долго беседовали.
Назик и Савсан были неразлучны. Они вместе работали, вместе отдыхали в саду, ходили в горы, по кишлакам.
Не помню уже, для чего я зашел в кишлак. На улице встретили меня Назик и Савсан. Они ходили по кибиткам. Любопытная Назик захотела посмотреть, как живут дехкане, и потянула с собою Савсан.
Назик издали спросила меня:
— Петр Андреевич, вы бывали в кибитках? Ну, тогда пошли с нами. Поможете. Ведь вы уже знаете местные обычаи, а я еще нет.