— За мной! — скомандовал вдруг Фаязов и неторопливо направился к ущелью.
Мы двинулись за ним. И опять я не понял, что задумал наш командир. Сейчас нам следовало не идти пешком, а сесть на коней и догонять бандитов. Неужели этого никто не понимает? Я с тревогой взглянул на усталые, взволнованные лица красноармейцев и заметил в их глазах радость. Только тут я понял, в чем дело: «Это ущелье закрытое. Банда попала в ловушку. Вот оно что!» Я торжествовал.
Мы заняли выход из ущелья. Он был узкий и совершенно открытый. Красноармейцы лежали на снегу. Слева на скате горы выступали из-под снега острые камни.
— Прищепа, Фартухов, Шуляк, видите вон те камни? — показал Фаязов. — Мигом туда. И сваливайте их в ущелье.
Бойцы забрались на скат. Вниз катились, подскакивая, желтые, как куски глины, камни. Красноармейцы подбегали, хватали их и тут же укладывали. Вскоре ущелье поперек пересекла желтовато-рыжая насыпь. И уже устанавливал между камнями пулемет Мир-Мухамедов; неторопливо располагал за насыпью своих бойцов командир отделения Кравцов. И все выжидательно смотрели в темное жерло ущелья.
Минут тридцать бандиты пробирались, пока на уперлись в стену перевала, и, поняв свою ошибку, повернули обратно. В глубине ущелья показался всадник, но, заметив нас, галопом поскакал назад.
— Приготовиться! — подал команду Фаязов.
И сразу же, словно по его команде, из ущелья вопя вылетели всадники.
— Огонь!
Задрожал пулемет, брызгая огнем и гулко выстукивая короткие очереди, которые заглушали выстрелы винтовок. Голова скачущей колонны метнулась в сторону, закружилась и повернула обратно.
Наступило короткое затишье. Потом я увидел басмачей. Они ползли к нам по снегу, прячась за камни. Они вновь поднялись в атаку и вновь черными клубками скатывались в снег.
Так несколько раз поднимались в атаку враги и каждый раз отползали обратно, волоча за собою раненых.
— Звери, дурачье! — негодовал Фаязов. — Чего упорствуют? Чего гибнут как мухи? Ведь среди них есть простые дехкане! — Вдруг он поднялся и крикнул по-таджикски: — Напрасно сопротивляетесь, сдавайтесь!
По нему немедленно открыли огонь, и он спрятался за насыпью.
А потом произошло неожиданное. Фаязов достал гранату, поднял ее высоко над головой, крикнул на все ущелье решительно и строго:
— Не стрелять!!!
И пошел к басмачам. Наступила тишина, страшная, угрожающая. Басмачи повысовывали из-за камней головы, нацелили винтовки, мультуки. Бойцы приподнялись из-за насыпи. Мы были так ошеломлены поступком командира, что скорее машинально, по привычке, направили винтовки на басмачей.
Фаязов шел медленно, и в настороженной тишине поскрипывал снег под его сапогами: скрип, скрип, скрип…
До басмачей осталось шагов пятьдесят.
— Не стрелять! — еще раз строго крикнул Фаязов и потряс в воздухе гранатой. — Выходи!
Басмачи настороженно смотрели на Фаязова, сжав оружие, но никто не выходил.
Прошла долгая минута.
— Выходи! — Фаязов потряс гранатой в воздухе, но никто не шевельнулся.
И Фаязов опять пошел. Мне казалось, что он двигается мучительно медленно. Вот он влез на каменную насыпь, за которой сидели басмачи, и стал что-то говорить. Ему отвечали. Фаязов указал рукою на утоптанную конями снежную площадку, и туда пошел один басмач. Он бросил в снег винтовку и отошел в сторону. За ним второй, третий. Когда мы подошли к Фаязову, все басмачи уже складывали оружие. Около Фаязова стоял Сары-Сай, бледный, согнувшийся. Он быстро с ненавистью взглянул на меня. Это был взгляд пойманного волка.
Мы навьючили коней оружием и приготовились конвоировать на заставу целую колонну басмачей. Вдруг Фаязов спросил:
— Кого силой в банду взяли?
Отозвалось несколько голосов, и среди них Фаязов узнал знакомого дехканина из Вахана.
— Хасан, а ты чего здесь? Какой же ты басмач? — Он подошел к нему. — Вот что, Хасан, тебе приказ: выбери троих… — Фаязов махнул рукой в сторону басмачей. — Только таких, которых ты хорошо знаешь. Соберите скот и гоните обратно. Верните тем, у кого брали. Потом приедете на заставу и доложите, как выполнили приказание. И скажите, что скот им вернули пограничники. Понял?
Надо было видеть, как обрадовались трое отобранных Хасаном басмачей, как деловито стали они сгонять скот!..
Фаязов обернулся ко мне. Он ничего не сказал, но по его взгляду я догадался: он ждет моего ответа на то, что сделал. И я кивнул, потому что Фаязов поступил правильно.
Я пожал его крепкую руку. Я пожал его руку с чувством глубокого восхищения, потому что это была рука героя. Я пожал его руку с чувством великой радости, потому что это была рука друга.