Кибитка Сары-Сая выглядела очень убого. Голые глиняные стены, закопченный потолок с дырой, через которую выходил дым, маленькое, как амбразура, окошко. На глиняном полу лежало свернутое ватное одеяло, на нем — небрежно брошенный халат, а сверху — книга в толстом кожаном переплете. Посреди кибитки, в углах потухшего очага, стоял жестяной закопченный чайник. Рядом — разостлана старенькая кошма. Сары-Сай жил один: ни жены, ни детей у него не было.
Пока хозяин хлопотал у очага, я поглядывал на коричневый переплет книги. В те годы найти книгу в кибитке бедного человека, да еще в таком далеком кишлаке, было редкостью. Внимательный Сары-Сай заметил мой любопытный взгляд и с присущим ему радушием принес книгу.
— Коран, — таинственно произнес он, — священная книга. Твой не понимает. Арабски писано.
— А вы по-арабски читаете? И в бога… в аллаха верите?
— Арабски читаем… аллаха верим… намаз… — Он задумался, подбирая нужное слово, присел против меня на кошму, поджав по-восточному под себя ноги.
— Сары-Сай, бога ведь нет, — заметил я.
— Ай-ай-ай, начальник… — Дехканин добродушно покачал головой. — Большевик нет — мусульман есть.
— Вы большевиков не любите?
Сары-Сай улыбнулся. Он обнял колени руками и, покачиваясь, взглянул на меня карими проницательными глазами, в которых явно была заметна усмешка.
— Ты хороший человек. Старый Сары-Сай любит таких, — широко улыбнулся он, не сводя с меня своих изучающих глаз. — Давай говорим по душам.
— Давай, — согласился я.
Сары-Сай придвинулся ко мне и, дружески заглядывая в глаза, сказал:
— Совет — хорошо, большевик — хорошо, русский — хорошо, а колхоз — плохо.
— Вы против колхозов? — спросил я, удивленный такой откровенностью и прямотой.
— Нет. Я говорю за колхоз. Всем дехканам говорю: пойдем в колхоз. Не хочет.
— Но колхоз в кишлаке есть! Значит, пошли люди.
Сары-Сай еще ближе придвинулся и, взяв меня за руку, таинственно зашептал:
— Они в глаза — за колхоз, а в душе — против. Мусульман не понимай. Он не скоро пойдет в колхоз. Ожидай мало-мало.
Откровенность Сары-Сая покорила меня и в то же время насторожила. «Кто ты, Сары-Сай? — думал я. — Иногда в твоих словах много наивного, а иной раз я слышу такие фразы, которые выдают, что ты более умен, чем, возможно, хочешь показаться…»
Мы пили чай, закусывали плоской суховатой лепешкой и потихоньку беседовали. Он поведал мне, как в период организации колхоза в ущелье неизвестные люди ранили председателя кишлачного Совета Назаршо. Это было зимой. Сары-Сай обнаружил его полузамерзшего и на ишаке привез в кишлак. Председатель ожил. Его отправили в Хорог. Он до сих пор там в больнице. Полгода лечится. Когда приехала комиссия, стала выяснять, кто пытался убить его, дехкане перепугались и почти все пошли в колхоз. Так, по мнению Сары-Сая, в кишлаке и образовался колхоз. В рассказах его было много странного. И у меня начинало расти чувство недоверия к этому дехканину, читающему коран и агитирующему за колхозы, в которые он сам не верил. И вместе с тем что-то тянуло к нему, и я думал: «Может, это хороший человек, и я ошибаюсь…»
Я рассказал начальнику о знакомстве с Сары-Саем.
— А-а-а, Сары-Сай, знаю, знаю, — оживился Фаязов. — Хитрая лиса.
— Почему — лиса? Старый добрый человек. Я решил взять его переводчиком.
Начальник не возражал.
— Только, смотрите, осторожнее, — предупредил он. — Кажется мне, что не чиста его совесть.
Как-то из кишлака Старый Рын прибежал на заставу молодой парень. Мы с Фаязовым в то время были во дворе. Парень стремительно подскочил к начальнику. Он так взволнованно рассказывал о чем-то и был так возбужден, что я сразу почувствовал: случилось неладное. Я плохо понимал по-таджикски, а парень говорил сбивчиво, так что мне ничего другого не оставалось, как рассматривать высокую фигуру парня, в грубой домотканой рубахе, поношенных коротких штанах, едва достигавших колен. Оборванные рукава рубахи почти до локтей обнажали крепкие загорелые руки.
Звали его Айдар. То, что он сообщил, видимо, было очень важно. Начальник заставы помрачнел.
— Поехали в кишлак, комиссар, — предложил Фаязов.
— Что-нибудь случилось?
— Дехканин избивает дочь.
Фаязов забежал в канцелярию, Он пристегнул к поясу маузер; мы оседлали лошадей и выехали на дорогу, ведущую к Старому Рыну. Айдар бежал за нами. Но скоро отстал.
Я давно собирался посмотреть этот странный кишлак поближе, да все было некогда.
У подножия изрытой пещерами горы толпилась ватага мальчишек. Ребята наперебой кричали и показывали нам нору-кибитку, где жил Худоназар с дочерью Савсан. Пока мы взбирались наверх, мальчишки рассказывали, что в то время, как Айдар бегал на заставу, отец и бай Султанбек поволокли Савсан за косы на улицу, но она вырвалась и снова вбежала в кибитку. И сейчас Худоназар с Султанбеком опять бьют ее.