- Отдай его нам, господарь, - влах сделал два шага, но остановился на почтительном расстоянии. – Зачем он тебе? Силу ты свою испытал, теперь мы над ним суд устроим. Чтобы девок наших не пугал.
- И это вся его вина?
Влах пожал плечами.
- А что ж? – философски ответил он. – Сегодня он их пугает, завтра уже скот угнал и детей перерезал. Разве от нехристей, господарь, ждать доброго можно? Мы ему кишки выпустим, голову на кол насадим. Пусть повисит с год. Его сородичам неповадно будет.
- Нет уж. Я его на императорских землях поймал, так императорским людям и решать, что с ним делать. Ты по-османски говорить умеешь?
- Толмачить?
Лисица кивнул.
- Чутка, - влах почесал бороду, - Да он по-влашски сам разумеет. Девки наши говорили. У реки он их окликал, песья морда, - и охотник добавил еще несколько крепких выражений на своем родном наречии.
Пес насторожился, услышав последние слова, и вопросительно взглянул на хозяина из-под косматых бровей. По тропинке поднялись еще трое и замерли, когда увидели Лисицу.
- И что говорил?
- Не знаю, господарь. Кто же бабскую болтовню слушает?
Лисица неодобрительно хмыкнул.
- Скажи ему, чтобы встал, - велел он. – И еще скажи, что бояться нечего. Но только попробуй ему что помимо моих слов повелеть.
Глаза у влаха сверкнули, но недовольство пропало, будто и не было его.
- Может, связать ему ноги вначале, господарь? А то ищи его в лесу потом.
- Не надо. Не убежит.
Влах Лисице не нравился. На узком рябом лбу большими буквами было написано, что человек он из тех, кто почтителен, пока над собой чувствует силу, но если представится случай, то он всадит бывшему благодетелю нож между лопаток и не поморщится. Он подошел к Осману и грубо рявкнул над его головой, еле сдерживаясь, чтобы не пнуть турка под ребра. Сам Осман казался безобидной овечкой рядом с влахом, и было в этом что-то неправильное. Лисица предостерегающе поднял руку, чтобы остановить влаха от членовредительства.
- Скажи ему, что я возьму его ятаган, - велел он.
Диджле встал, исподлобья оглядывая своих пленителей. Неуверенность одолевала его, и сожаление подступало к сердцу: в чужой земле его провели и относятся как к скоту. Он не поворачивался к названному брату, опасаясь прочесть на его лице свой приговор, и все же в его душе еле теплилась надежда на спасение. Сопротивляться не было толку, и после отрывистого приказа он неохотно поднял руки. Названный брат приобнял его, скользнув ладонью по кушаку, - верно, чтобы найти потайной карман, - и неожиданно подмигнул, пока они стояли лицом к лицу. Диджле растерялся и залился краской: как он поспешил осудить благороднейшего человека, доверившись злым мыслям и их наветам!
Лисица забрал ятаган и после недолгих раздумий так и остался с ним стоять – девать его было некуда, не рискуя покалечиться.
- А теперь мне нужен тот, кто проводит нас, - заявил он влахам, указывая вдаль оружием. - До города.
Толмач передал его слова своим, и те переглянулись. В город им, по-видимому, хотелось не слишком, и Лисица добавил:
- О преступлениях его рассказать, задержаться на пару-тройку дней. На неделю может…
- На неделю, господарь? – на лице у влаха отразился страх.
- Если господин-начальник-капитан сочтет, что вы темните или навет кладете. Или вскроются дела какие. Всякое бывает, сами знаете.
Влах раздул ноздри и провел пальцами по жестким черным усам. Он отрывисто сказал что-то назад, и охотники загалдели, поднимая вверх ладони. Один даже полез за пазуху, чтобы ткнуть в сторону Лисицы ладанкой на плетеном разноцветном шнурке.
- Что они говорят?
- Надолго отлучаться нельзя никому. У Мирчи свадьба завтра, он уже созвал всех в округе, три бочки цуйки поставил, батюшка хлебов напек! У Петре мать хворая – как ее оставить? Да за скотиной пригляд нужен… Нет, господарь, никак мы не можем тебя проводить.
Они недобро и с опаской глядели на Лисицу, сгрудившись на краю, и невольно стало ясно: вот она, грань миров, та черта, через которую не переступить ни ему, ни им. Если б влахи захотели, то могли бы отбить Османа и настоять на своем – их пятеро против него одного. Но от них шел нутряной страх, будто Лисица мог приказать каждому броситься с обрыва, и у них не было бы иного выбора, кроме как послушаться.
- Но из лесу мы тебя выведем на короткую дорогу, - поспешил добавить влах. – Это уж, господарь, сердцем клянусь. Только ты уж осману этому спуску не дай. Пусть не ходит по нашей земле.
Он с ненавистью уставился на Османа, и Лисица нахмурился.