Впереди послышался шум реки, и путь сузился, превратившись в тропинку. Лисица еще раз усмехнулся и покачал головой – глупо было лезть на рожон в неизвестном месте и слушать кого не след. Он прошел по нахоженной тропе, которая спускалась к быстрой реке, заключенной между камней, к песчаной отмели. На песке виднелся заветренный след от ведра, и забытое железное колечко блестело на солнце; похоже, местные частенько ходили сюда за водой. В горах, наверное, не так-то просто вырыть колодец.
Лисица поднял поцарапанное кольцо. Ему бы оно не налезло и на мизинец, значит, потеряла его девица-растяпа. Можно продать его в городе, но дадут за него немного, и Лисица взвесил его на руке. Хеллера три, не больше.
Река уходила вниз, пенясь меж камней, и, скорее всего, где-то там, вдалеке, был город. Берега ее заросли густым лесом, и попытаться сократить по ним путь значило добавить себе труда. Лисица спрятал кольцо за пазуху, рядом с серебряным крестом, умылся холодной и чистой водой с привкусом снега, и в голове чуть прояснилось. Если бы след не оставили так давно, то можно было б подождать ту, кто придет за водой, и, если не узнать дороги до города, то хоть поесть по-человечески. Но местные не говорили по-немецки и легко могли принять его за отверженного или преступника; тогда разговор обещал быть коротким. Истина была не так далеко. Разбойником по законам Империи Лисица не был, но ни дома, ни даже гражданства у него не было, и только удача да нахальство помогли ему прожить в этих краях больше четырех лет и не разу ни быть арестованным за бродяжничество.
Никакая красавица не торопилась возвращаться за потерянным кольцом, и Лисица с сожалением вернулся назад. Птицы тревожно загомонили в ветвях, когда он только-только поднялся к широкой дороге, и по правую руку недовольно затрещала сорока. Впереди, на тропинке никого не было, но Лисице показалось, что в полутьме леса маячит светлая фигура. Он остановился, и человек в лесу тоже замер – к животу он прижимал нечто серое, меховое, и это что-то пыталось вырваться.
Они меряли друг друга взглядом; незнакомец был худ, невысок, черен и бородат. Одет он был не по-здешнему, в светлые одежды, в которых, должно быть, по лесу ходить было неудобно, и за поясом у него был заткнут кинжал. Тот, что стоял в лесу, медленно начал отступать назад, крепко удерживая пойманного зайца за уши.
- Стой, - Лисица говорил медленно, но властно. Кто это мог быть? Влах вне закона? Эти тоже одевались чудно, в меховые шапки, жилеты и турецкие штаны. – Я не причиню тебе вреда.
Незнакомец остановился у дерева, исподлобья разглядывая Лисицу. Медленно и неторопливо Лисица достал из сумки кусок лепешки и показал чужаку. Лицо у того дрогнуло: похоже, человеческого хлеба он не ел очень давно. Тщательно подбирая слова, чужак, запинаясь, что-то спросил, но этот птичий язык Лисица не знал и пожал плечами.
- Не понимаю, - признался он. – Иди сюда.
За спиной у чужака шумел лес, и, кажется, чернявый был здесь один-одинешенек, если не считать зайца. Лисица поднял лепешку выше, затем завернул ее в платок и положил на землю.
- Бери, - он отступил на шаг. Незнакомец недоверчиво взглянул на него, а затем неожиданно приложил пальцы ко лбу, поклонился в пояс и замер, точно ждал ответа. Лисица тоже поклонился – больше в шутку, чем серьезно, но незнакомец неуверенно улыбнулся и посветлел лицом. Он опять задал вопрос, показывая всей ладонью на хлеб, но Лисица лишь пожал плечами.
- Это твое, - пояснил он.
Чужак протянул ему зайца. Несчастный зверь обреченно застыл, и только ноздри его широко раздувались от волнения. Лисица покачал головой, хотя от жареной зайчатины он бы не отказался, и тогда незнакомец прижал свободную руку к сердцу и сделал жест следовать за ним в лес. Вблизи было видно, что он еще очень молод, младше самого Лисицы года на два или три, и сбит с толку. Взгляд у него, впрочем, был чистый и честный, как у дикого оленя, и Лисица решил, что ему, кажется, можно верить: ведь не станет же злодей обитать в лесу, нарядившись в белоснежные одежды. Любопытство подгоняло разузнать, кто этот человек и отчего прячется в лесу в одиночестве – в конце концов, дело и деньги подождут, да и город не исчезнет. Незнакомец направился вглубь леса, изредка оборачиваясь, и Лисица пошел по его следам, поглядывая куда ступает, чтобы ненароком не запнуться и не проваливаться в яму.
Шли они недолго, и пару раз останавливались, пока чернявый проверял какие-то ведомые только ему знаки. Лисица поглядывал на солнце и запоминал приметы, чтобы вернуться назад, если что, но забеспокоиться не успел – они вышли к обрыву над рекой, и чернявый ловко, точно горная коза, вскарабкался по валунам наверх, мягко ступая в своих сафьяновых турецких сапогах. Лисица осторожно последовал за ним, стараясь не глядеть вниз, где ревела вода, и впервые за долгое время показался себе неуклюжим. Взору его открылась поляна, на которой был устроен очаг, искусно накрытый шалашиком из ветвей и лапника, чтобы дым не поднимался вверх. Место под корнями дерева, вырванного ветром, похоже, служило незнакомцу спальней – он натянул над ней плотного льну, из которого шились непромокаемые гамаши, и постелил вниз лапника, на котором лежала маленькая подушечка, вышитая искусной женской рукой. Часть узора стерлась от времени, но, видно было, что корпели над ним не час и не день.