Избавившись от трупа, он сунул боевой нож в карман и вышел из кабины. Дверцы с легким шорохом задвинулись позади него. Брэндстеттер провел ладонью по свежей крови, покрывающей его одежду, с удовольствием чувствуя, какая она скользкая и одновременно липкая.
– Скоро крови будет еще больше, – послышался в мозгу голос матери. – Гораздо больше.
Он прикоснулся рукой к входной пластинке, дверь отодвинулась в сторону, и Брэндстеттер вошел внутрь.
48
Свернув с бульвара Мушаши на Оук-Лаун-авеню, Трэвен увидел мигающий желтый огонек на телефоне в «Чероки». Ему казалось, что тело болит в тысяче мест. Он снял трубку:
– Трэвен.
– Мик, Эрл Брэндстеттер, вне всякого сомнения, и есть человек, которого мы ищем, – послышался взволнованный голос Отсу Хайяты. – Я пыталась связаться с тобой в течение целого часа. Вот послушай. В тринадцатилетнем возрасте Эрл Брэндстеттер был доставлен в больницу Гастона с многочисленными пулевыми ранениями. Я отыскала эту информацию в закрытом файле, хранящемся в судебном архиве. Не знаю, почему сотрудники Нагамучи, проверявшие его прошлое, упустили это.
– Кто стрелял в него? – спросил Трэвен.
– Его отчим. – Трэвен слышал щелканье клавишей компьютера. – Человек по имени Уэйн Холлистер.
– Почему?
– В полицейском отчете говорится, что Холлистер однажды вернулся домой и обнаружил свою жену в постели с ее тринадцатилетним сыном, Эрлом Брэндстеттером. Холлистер был пьян. Он достал из шкафа пистолет и начал стрелять в них. Мать, Кэтрин Холлистер, была мертва, когда прибыла полиция.
– Ты хочешь сказать, что Брэндстеттер находился в интимных отношениях со своей матерью, занимался с ней инцестом? – Трэвену пришлось заставить себя думать. Все становилось на места, но за последнее время произошло столько разных событий, что ему было трудно вернуться обратно к расследованию убийства пяти женщин и поискам маньяка-убийцы.
– Да. Мне удалось найти в этом файле доклад психолога. Судя по приведенным в докладе данным, интимные отношения Брэндстеттера с матерью продолжались по крайней мере пять лет.
– Половая связь? С восьмилетним ребенком?
– Все началось с взаимного поглаживая, ласк, мастурбации, сна обнаженными в одной постели и тому подобного. Я плохо разбираюсь в этом. Мне казалось, что ты лучше знаком с такими вещами, чем я.
– Мне не приходилось заниматься расследованием преступлений, связанных с сексом, – ответил Трэвен, – но это похоже на правду.
– Психолог также указал в своем докладе, что Брэндстеттер с трудом привыкал к обществу других людей после убийства матери. В детском доме вел одинокую жизнь. Его так и не усыновили.
– Он остался сиротой?
– Да.
– А где его отчим?
– В материалах об этом ничего не сказано. Трэвен запомнил имя.
– Ты считаешь, что Холлистер нужен для нашего расследования?
– Не знаю, нужен он или нет, но что-то подтолкнуло Брэндстеттера к совершению всех убийств. Я пытаюсь понять, чем это, было вызвано. А где Хайэм?
– Он еще не приехал.
Трэвен подключился к центральному банку данных «Дата Мэйн». Сейчас 3.58 ночи. Приближалось утро. Хайэм должен был приехать уже давно. Трэвен услышал в трубке шорох открывающейся двери квартиры.
– Может быть, это пришел он, – сказала Хайята. Сжав в руке телефонную трубку, Трэвен произнес:
– Отсу, немедленно уходи из квартиры. У Хайэма нет пароля для прохода через мою систему охраны.
Послышался резкий щелчок – это на другом конце провода положили трубку на твердую поверхность.
– Отсу! – Трэвен нажал ногой на педаль газа, включил сирену и выехал на середину шоссе. – Отсу! – снова крикнул он в трубку. Молчание. Трэвен почувствовал леденящий холод страха, мгновенно заставивший исчезнуть мысли о боли, терзавшей его тело.
Из трубки донесся приглушенный крик, затем хриплое мужское дыхание. – Трэвен?
Детектив попытался взять себя в руки.
– Что тебе надо, Брэндстеттер?
– Ты, Трэвен. Мне нужен ты. Если хочешь увидеть Хайяту живой, то приезжай сюда. Мы встретимся с тобой один на один, Трэвен. Если одержишь верх, то выйдешь отсюда в сопровождении женщины. Если нет, то не пойдешь никуда. Стоит мне увидеть полицейских, я убью ее и скроюсь. Тебе не удастся найти меня. Я просто исчезну, как исчезаю всегда. В конце концов, я ведь мистер Никто, помнишь? – В трубке до тех пор раздавался хриплый хохот, пока не прервалась связь.
Трэвен положил трубку и взялся за руль обеими руками. Он рвался вперед через транспортный поток, лавировал между автомобилями и слышал сердитые гудки недовольных водителей, едущих на утреннюю смену. Детектив пытался сравнить безумный голос, только что услышанный по телефону, с голосом человека, с которым он беседовал в Нагамучи, и не смог. Эрл Брэндстеттер казался тогда уверенным в себе, спокойным и сдержанным, и ничто не указывало на то, что он когда-нибудь будет так говорить. Воспоминание о безумном смехе заставило Трэвена вздрогнуть.
Он подумал – а не вызвать ли полицию, но тут же отказался от этой мысли. Даже если бы Трэвен продолжал работать в Департаменте полиции, Брэндстеттера было бы нелегко арестовать – он умел необычайно ловко ускользать от преследования. Детектив занес имя Брэндстеттера и обстоятельства происходящего в память коммуникационного микрокристалла. В случае его смерти Зензо или какой-нибудь другой техник сумеет извлечь информацию и воспользоваться ею. Брэндстеттеру пришел конец, чем бы ни завершилась их встреча. Сейчас самым главным было спасти Хайяту, если это возможно.
Повернув на юго-восток на Оук-Лаун-авеню, Трэвен с ревом промчался по Холланд-стрит и поставил «Чероки» у обочины. Когда он выпрыгнул из машины и бросился к главному входу в здание, у него в руке уже был пистолет. Трэвен вбежал в дом и направился к лифту. Опустив руку с пистолетом вниз и скрыв ее в складках плаща, он нажал на кнопку своего этажа.
Все лифты бездействовали. Трэвен хотел было броситься к лестнице, но тут открылись дверцы служебного лифта.
– Заходи, Трэвен, – прошептал механический голос кабины. – Мы ждем тебя.
Телевизионная камера в углу лифта зажужжала и повернулась в его сторону, как только он оказался внутри кабины. Трэвен протянул руку, схватился за объектив и дернул. Объектив остался у него в руке, и детектив бросил его на пол. Едва кабина устремилась вверх, Трэвен заметил на полу лужу крови. Рывок был настолько резким, что его отбросило в сторону. На мгновение он подумал – а уж не хочет ли Брэндстеттер воспользоваться лифтом, чтобы убить противника, но затем пришел к выводу, что воспринимает как само собой разумеющееся, будто Брэндстеттер каким-то образом превратился в составную часть здания. Если это действительно так, подумал Трэвен, как, черт возьми, он сумеет справиться с ним?
Когда лифт остановился на его этаже, Трэвен посмотрел вверх, пытаясь определить, откуда натекла лужа крови. Круглое пятно, похожее на протечку на дырявой крыше, виднелось в одном углу люка, ведущего на крышу кабины. Все еще сжимая в руке СИГ/Зауэр, Трэвен протянул вверх свободную руку и отбросил в сторону панель. Затем нащупал в темноте ткань, схватил ее и потянул к себе.
Кабина лифта внезапно вздрогнула, когда через открытый люк на Трэвена упало тело. Детектив опустился под его тяжестью на колени и только после этого понял, что это тело Хайэма.
Кабину наполнил маниакальный хохот Брэндстеттера:
– Он не сумел остановить меня, Трэвен. Может быть, это удастся тебе?
Трэвен не ответил. Он приложил палец к шее Хайэма, пытаясь найти пульс, и понял, что полицейский мертв. Кровь Хайэма оставила пятно на плаще Трэвена, и ее запах в маленькой кабине лифта казался удушающим. Двери с шуршанием раздвинулись.
– Выходи, Трэвен, – скомандовал голос лифта. – Быстро выходи, или умрешь!
Детектив мгновенно выскочил из кабины, и в следующее мгновение она обрушилась вниз. Он лежал на животе в вестибюле. Камеры охраны здания дружно повернулись в его сторону, и тут же снизу донесся грохот упавшей кабины лифта.