— Мой подарок тебе.
Юноша показал ему небольшой прямоугольный предмет. Затем он снял ткань, в которую тот был завернут, и Гефестион увидел панораму Венеции.
— Я сделал это сам, — похвастался молодой художник. — Благодаря тебе.
— Мне? — переспросил македонянин.
— Конечно. Это ведь ты убедил меня в том, что я действительно талантлив и должен продолжать рисовать. Если бы не твои слова, я бы все бросил и стал продавцом в отцовской лавке.
— Я был искренен, когда говорил тебе об этом, — признался Гефестион.
— Я знаю, — глаза итальянца сияли от счастья. — Спасибо тебе. И пожалуйста, возьми эту картину. Пусть она останется у тебя на память о Венеции.
— Я и так никогда не забуду об этом городе, — проговорил македонянин, принимая подарок у него из рук. — Я провел здесь много прекрасных дней.
— Тогда почему ты уезжаешь? Оставайся в нашем городе.
— Я не могу.
— Но почему? Почему ты уходишь оттуда, где тебе хорошо?
— Надеюсь попасть туда, где будет еще лучше, — Гефестион горько усмехнулся. — Знаю, это звучит глупо.
— Оставайся, — снова попросил Андрео. — У меня еще никогда не было такого друга как ты.
Македонянин поднял на него взгляд, полный тоски.
— Прости, — с трудом произнес он. — Но я должен уехать.
— Жаль, — юноша опустил голову. — Я был бы рад, если бы ты решил поселиться в Венеции. Но раз ты решил уехать, то счастливого пути. Напиши если сможешь, расскажи, где ты, чем занимаешься.
— Хорошо, — пообещал Гефестион.
— Я не хочу говорить тебе «прощай». До встречи!
— До встречи, Андрео.
Македонянин улыбнулся и, поправив сумку на плече, пошел прочь. Несколько раз он оборачивался, чтобы помахать рукой молодому художнику, который провожал его взглядом. Наконец он сделал знак одному из гондольеров, который тут же причалил к берегу. Скинув в лодку сумку с вещами и аккуратно уложив туда свой подарок, Гефестион спрыгнул в гондолу. Сколько же раз потом он жалел, что покинул Венецию, сколько раз вспоминал то утро, глядя на картину, подаренную ему Андрео. Сколько раз он порывался написать письмо своему итальянскому другу, но едва его рука выводила пару строчек, как он рвал лист на части. «Почему ты уходишь оттуда, где тебе хорошо?» — звучали у него в голове слова юноши. Гефестиону так и не стала известна дальнейшая судьба Андрео Массимо. Возможно, он действительно стал известным художником, а возможно, лишившись вдохновенья, пошел работать в лавку к отцу. Но как бы не сложилась его жизнь, македонянин знал, что память о нем всегда будет жить в его сердце…
Гефестион очнулся от воспоминаний и посмотрел на город, над которым светлело рассветное небо. И что-то изменилось, что-то стало совсем другим. Впервые в жизни он ощутил, что это его город, его дом, и что он еще многое сумеет здесь делать. Македонянин почувствовал, что он больше не ненавидит мир вокруг, а наоборот, безумно влюблен в него, в эту жизнь, в Лилиан, которая спит за его спиной.
Гефестион повернулся и посмотрел на девушку.
— Почему я ухожу оттуда, где мне хорошо? — шепотом спросил он сам себя. — Почему бросаю самое дорогое в моей жизни?
В эту минуту он вспомнил об Александре. И как бы ему не хотелось снова увидеть своего царственного друга, он понял, что на самом деле ни он, никто другой не знает о том, что случится, если он, Гефестион, вернется в прошлое и изменит ход исторических событий. Ведь вполне возможно, что вместо того, чтобы изменить все к лучшему, он наоборот загубит все то хорошее, что было. Македонянин опустил голову. Словно пелена, окутывавшая его разум все эти долгие века, сползла, позволяя ему осознать, что прошлое лучше оставить в покое, тем более, что в настоящем у него оставался очень близкий и дорогой ему человек. А бесконечная жизнь… Что ж, значит такова его судьба, и он будет жить вечно, только отныне он не будет ненавидеть и стремиться отомстить. Он будет просто жить, жить любя и стараясь сделать счастливой любимую женщину и стать счастливым самому. Он ведь способен на это. И отныне он больше не будет с горечью вспоминать всех тех людей, чьим другом он мог остаться и чьи жизни он мог не разрушить. Он больше не станет сокрушаться о тех местах, которые стали дороги ему, но которые он покинул, повинуясь непонятному губительному влечению. Он больше не будет этого делать, потому что понял одну простую истину: он никуда не уйдет.
Неожиданно Гефестион почувствовал, что ему стало легче дышать, словно его легкие освободились от невидимых оков, что сжимали их, не позволяя вздохнуть полной грудью. От этого ощущения у него даже закружилась голова, и на мгновенье Гефестиону показалось, что он снова воскрес после долгого сна. Но потом все прошло. Он закрыл окно, разделся и лег обратно в постель. Почувствовав его прикосновение, Лилиан повернулась и прильнула к нему во сне.