Сколько их, таких горячих, сбегало, чтобы с возлюбленной своей объясниться! Получил, скажем, письмо из дома, а там: так, мол, и так, не дождалась тебя твоя девушка, с другим гуляет. Ну и все — кровь в голову, а дурная голова, как известно, ногам покоя не дает. И побежал-помчался, про последствия даже не думая.
Вот Никита, умный все-таки мужик! Пришел недавно посоветоваться. Орлы, говорит, мои совсем с тоски озверели. А тут невеста рядового Степочкина свидания просит. Разрешите, товарищ полковник? Пусть приедет. И другим ребятам легче будет — лишний раз убедятся, что помнят их любимые, не забывают, ждут… Ну разрешил, конечно.
А Иван, стервец! В какое положение меня поставил?! Я ж теперь вроде как соучастник. Поверенный в делах, мать его! Борзов тряхнул головой и охнул — от шеи по плечам прокатилась острая боль, отозвалась в спине. Вот свалюсь с радикулитом, пусть без меня расхлебывают. А я дома полежу, поплюю в потолок.
Он снял телефонную трубку, набрал домашний номер. Услышав голос жены, улыбнулся:
— Маша! Как дела?.. И у меня нормально. Только спина, по-моему, опять… Ну да ладно. Что у нас на ужин? Рыбки пожарь! Я сегодня вовремя приду, а то башка чего-то совсем не работает… Ну добро… Вовремя, говорю. Обещаю.
Борзов повесил трубку, со вздохом подвинул к себе бумаги, но, просидев с четверть часа, понял, что просто бездумно смотрит в одну точку. Он встал, с привычной досадой ощущая, как начинает ныть спина, и, закрыв кабинет на ключ, вышел на улицу.
Серое небо по-прежнему тяжело нависало над городком, но на дождь больше не расщедрилось. В воздухе остро пахло молодой травой. Вдохнув поглубже, полковник немного прошел вперед по асфальтированной дорожке, затем свернул налево и вскоре оказался около клуба — одноэтажного вытянутого строения из красного кирпича.
В приоткрытом окне грохотала какая-то дикая музыка. Крякнув, Борзов зашел внутрь и, быстро миновав длинный коридор, остановился возле кабинета завклубом. Толкнул дверь и остолбенело застыл на пороге.
Завклубом, старший лейтенант Алексей Жгут, сидел развалившись на стуле. Ноги его в давно не чищенных сапогах покоились на столе, прямо поверх разбросанных методичек, инструкций и брошюр. В одной руке у Алексея дымилась папироса, а другой он размахивал в такт какофонии, ревущей из динамика магнитофона.
Увидев полковника, Жгут дернулся, пытаясь встать.
— Что вы, что вы, сидите! — елейным голосом произнес Борзов и добавил ядовито: — Можете даже положить на стол все четыре ноги.
Алексею удалось наконец вскочить и вытянуться по стойке «смирно».
— Что за вид, старший лейтенант Жгут?! — сурово спросил Борзов. — Вы что, у тещи на блинах? Вы на службе, между прочим.
— Так точно! — отчеканил Жгут. Он скосил глаза на орущий магнитофон и, стараясь не менять положения тела, протянул руку, чтобы выключить.
В кабинете воцарилась блаженная тишина.
— Ну и что вы тут слушаете? — поинтересовался Борзов.
— «Роллинг стоунз», товарищ полковник.
— Кошачий концерт какой-то. Вам что, нравится такая музыка?
— Никак нет, товарищ полковник.
— А зачем тогда слушаете?
— Чтобы быть в курсе, товарищ полковник. Чтобы, значит, ограждать других от тлетворного, так сказать, влияния Запада. — Жгут вытаращил глаза, демонстрируя готовность ограждать и не пущать.
— Вольно, — поморщился Борзов. Он оглядел кабинет: фуражка Жгута покрывала гипсовую лысину вождя мирового пролетариата. Сделав вид, что ничего не заметил, полковник спросил: — Алексей, вы знаете, что на следующей неделе к нам приезжают дети из подшефной школы?
— Знаю, товарищ полковник.
— Программу концерта готовите?
— Думаю.
— Ну и что надумали?
— Спектакль будем ставить. Инсценировку сказки «Три поросенка».
— Какие «Три поросенка»?
— Не знаете? — удивился Жгут. — Ну как же! — Он пропел: — Нам не страшен серый волк, серый волк, серый волк…
— Вы что, с ума сошли? — воскликнул полковник. — Это же большие дети, пионеры. Да им ваши «Три поросенка» небось надоели, когда они еще на горшках сидели.
— А мы ее осовременим, товарищ полковник! Сказку то есть. — Лицо Жгута просияло от нахлынувшего вдохновения. — Сюжетные коллизии останутся, конечно, прежними, а идеологическое наполнение будет новым. На поросят наденем галстуки…
— Что?! — побагровел полковник. — Вы соображаете, что говорите?
— Вы меня не так поняли, — спохватился Жгут. — Обычные галстуки, не пионерские. Чтобы показать, что поросята уже взрослые… Исполнителей ищем. Двоих уже нашли, а третий… Товарищ полковник, как вы думаете: может, кто-то из командного состава согласится?
— Чего — согласится? — не понял Борзов.
— Принять участие в мероприятии. Я ж говорю, у нас третьего поросенка не хватает. А товарищ замполит, например, запросто мог бы сыграть. Ему и в образ вживаться не надо.
— Вы что себе позволяете? — рассвирепел полковник. — Значит, так. Программы у вас, как я погляжу, никакой нет. Чтобы к завтрашнему утру была готова, ясно? И чтобы товарищ замполит лично — слышите, лично! — ее просмотрел и утвердил. И поставил свою подпись. Иначе я буду считать, что с обязанностями своими вы не справились. Получите выговор. Понятно?
— Понятно, — вздохнул Жгут.
— И не вздумайте подпись подделать. Я проверю. А если замполит не подпишет — я вас… я вам… — Полковник усмехнулся. — Я вам серого волка без грима изображу! Такой спектакль устрою — мало не покажется.
ГЛАВА 6
Галя Жгут раскрыла чемоданчик-чехол, обклеенный изнутри синей байкой, и бережно убрала электрическую швейную машинку. Новенькая «Тула» была Лешкиным подарком к Галиному дню рождения. До этого дня, правда, оставалось еще три месяца, но разве мог Жгут утерпеть?
Он спрятал машинку под кроватью, будучи, очевидно, уверенным, что туда Гале лазить незачем; как и всякому мужчине, ему не приходило в голову, что жена иногда выметает из-под кровати пыль. Так что уже на следующий день, наткнувшись веником на неожиданную преграду, Галя извлекла чемоданчик и, щелкнув блестящими замочками, открыла его. На нежно-салатовом металлическом корпусе машины лежала толстая книжица инструкции. Галя вытащила ее — из книжицы выпал тетрадный листок, на котором Лешкиным размашистым почерком было написано: «Галчонок! Жми на педаль — мы едем в прекрасное будущее! Я тебя люблю. Твой непутевый муж». Педаль — такая же нежно-салатовая, как и сама машина, находилась в специальном отделении; в другом отделении, в пластмассовой коробке с прозрачной крышкой, хранились всякие приспособления: шпульки, иголки, разнообразные лапки и даже крошечная масленка с длинным изогнутым жальцем.
С трудом удержавшись от желания немедленно опробовать машинку в деле, Галя спрятала листок обратно, положила инструкцию на место и, закрыв чемоданчик, сунула его обратно под кровать. Она твердо решила не говорить Алексею о находке, но уже вечером тот не выдержал сам. Долго комкал в руках рубашку, нарочито громко вздыхал и в конце концов объявил, что рукав разорвался по шву. Галя взяла рубашку — нитки явно было распороты.
Не желая лишать мужа удовольствия, Галя включилась в игру. Достала из шкафа сплетенную из разноцветной проволоки корзинку, где хранила иголки и нитки, и принялась сокрушаться по поводу отсутствия швейной машины. Вот, мол, была бы у меня такая машина, да не простая, а электрическая, я бы этот рукав за минуту починила, и вообще — сколько всего красивого можно сшить, вон Марина Голощекина по выкройкам из «Работницы» такие платья мастерит — закачаешься.
Слушая эти причитания, Лешка постепенно раздувался от важности и, в конце концов не выдержав, нырнул под кровать за подарком. Вылезая, он зацепился за торчавший из рамы обойный гвоздик и уже по-настоящему разодрал рукав…