— Дженна! — рыкнул Маркус, но та лишь громко расхохоталась. — Идиотка, ты хоть понимаешь, что ты наделала? Ты убила нас всех.
Он был готов разорвать хохочущую вампиршу, но на счету была каждая секунда. Развернув коней. Всадники устремились в другую сторону.
— Она умрёт, Маркус, — кричала вслед вампирша, — ты выбросил меня, как ненужную шавку, но я не уверена, что приму тебя, когда ты приползёшь молить о прощении!
Он не успел… На заснеженной поляне в большом багряном пятне лежала худая бледная фигурка, присыпанная хлопьями снега. Белые локоны хаотично рассыпались вокруг, впитывая кровь. Маг со шрамом, мрачно сверкнувший глазами, не посмел помешать пришедшему, угрюмо сидя на земле и держась за кровавую рану на голове.
Вампир подошёл и опустился на колени около холодного тельца девушки.
— Я… пыталась… не вышло… — захлебываясь в слезах, тряслась рыжая, держа умирающую подругу за руку, — рана не затягивается, не получается.
Вторая девушка молча сидела рядом, глотая тихие слёзы.
Но Амелия этого уже не замечала. Магическая рана выпустила почти всю энергию, оставив в теле жалкие тускнеющие крупицы. Вампир приподнял девушку и положил её голову себе на колени. Её руки безжизненно обвисли. С большим трудом она сосредоточила на вампире помутневший взгляд тускнеющих глаз.
— Маркус, — еле слышно прошептала она, ещё быстрее теряя последние крохи жизни.
Проживая сотни лет, он уже не замечал течение времени и мелькавшие чужие жизни. Всё существование свелось к давней мести, вытеснив остальные чувства на многие годы. Он убивал, идя к цели, но никогда не думал, что будет потом, когда цели больше не останется. Не думал и о том, чтобы попытаться жить чем-то другим. Да и к чему? Всегда можно успеть, ведь для него жизнь бесконечна, а до смертных и дела нет.
Вампир убил столько людей, что не смог бы вспомнить и трети лиц. Ни одна человеческая жизнь не казалась ему ценной. Ни один человек не был достоин его внимания. Никто, кроме неё. Услышав в лесу её зов, полный ранящей боли и отчаяния, в вампире что-то переменилось. Впервые он испугался за умирающего человечка, и молился Повелителю, чтобы только успеть. Чем этот зов отличался от множества других, Маркус понять так и не смог. Однако даже после исцеления девушки, странная связь вернулась вновь, вызывая необъяснимую тревогу, проникающую глубоко в душу и разрастаясь там ветвистым деревом страха за её жизнь.
Её чувства просачивались всё сильнее в минуты её отчаяния, но ушли полностью, когда Амелия прижалась к нему в тех дурацких танцах, и наконец почувствовала покой и безопасность, а ещё именно тогда он ощутил от неё хрупкое чувство влюбленности. Возникшее среди страха и отчаяния, оно напоминало маленький огонёк в беспросветной снежной тьме, но всё-таки он горел. И именно поэтому Маркус не сдержался и поцеловал её. И всё это его сильно злило. Так не должно было быть. Он не должен был привязываться к человеку, тем более к девчонке из рода, что он ненавидел всю свою жизнь.
Вампир надеялся, что стоило ей уехать, как всё встанет на свои места, но он ошибся. Амелия умоляла остаться, лелея слабую надежду, но надломилась, получив отказ. Он ощущал её боль и злился. Это было невыносимо, он не знал, как заглушить связь, и какая злая ирония! Именно сейчас, когда последние крохи жизни покидают тело — зов ослабевает, еле слышно подрагивая на краю сознания. А когда она уйдёт, то пропадёт и беспокойство, оставив Маркуса в тишине и покое, как это было раньше. Но ведь как раньше быть уже не могло.
Аккуратно убрав принесённую ветром прядку с лица, он нежно погладил её по щеке.
— Прости, что так и не помогла тебе, — слабо улыбнулась она и закашлялась кровью.
Злость рвалась наружу, требуя отмщения, но нужно себя сдерживать, она должна умереть спокойно. Он бы многое отдал, чтобы суметь её вылечить или обратить, но это было невозможно, он мог лишь бессильно наблюдать, как она уходит.
Амелия приоткрыла рот, но последние крохи жизни рассеялись, оставив лишь холодное тело. Глаза остекленели, безжизненно смотря на падающие снежинки невидящим взглядом. Вампир крепко прижал её к себе, уткнувшись лицом в белые волосы. Зов исчез совсем. Там, где он ощущал её, теперь зияла дыра, будто вырвали часть его собственной души.
Почувствовав движение, Маркус отстранился. Тело Амелии обмякло, а кожа, медленно темнея, начала осыпаться пеплом на окровавленный снег, пока девушка не рассыпалась в прах, подхваченный и разнесенный ветром среди белеющих надгробий.